Марк Криницкий - Маскарад чувства

— После офицера сошлась с одним акцизным. Он тоже хотел на мне жениться.

Тоня продолжала говорить скороговоркой, точно удивляясь самой себе, что это все произошло именно с ней.

— И небось, ты тоже написала его невесте письмо? Нашла дураков тебя слушать.

Она собрала со стола карты и кинула их в лицо Боржевскому.

— Дура, — сказала, сердито отряхаясь, турчанка. — Пойдем, Вася, ко мне.

Боржевский выпил с нею по рюмке, и они вышли.

Тоня придвинулась ближе к Ивану Андреевичу и положила ему на руку свои обе руки.

— А вы завейте горе веревочкой. — Брови ее были высоко подняты. Она проговорила это машинально, и глаза у нее были безжизненные, стеклянные. Только в полураскрытых губах была вялая, чуть теплящаяся жизнь.

— Почем вы знаете, что у меня горе?

— Я всегда вижу, когда у человека горе… особенно через женщину. А вы плюньте. Не стоит того наша сестра, чтобы о ней так много беспокоиться. Небось, чиновник или учитель… не из простых и не из бухгалтеров: я сразу вижу… Эх, Митя…

— Я не Митя.

— Да ведь и не Вася. А так кто-то. Да ведь и я не Тонька. А так, незнамо кто. Жарко мне. Можно сбросить платье?

Глаза продолжали стеклянеть.

— Ну, что же мы так будем сидеть? Пойдемте тогда к гостям.

— Пойдемте, — сказал смущенный Иван Андреевич и встал.

— Может быть, я вам не нравлюсь? — На него смотрели два ее спокойно-деловитых глаза, а он не знал, как ей лучше объяснить, что она вдруг сделалась для него лучше и ближе всех на свете. — Вам больше какая нравится; может быть, брюнетки? Идите к Кате… Провести вас к ней? Очень интересная девушка.

— Нет, мне нравитесь вы, — сказал Иван Андреевич с ударением и волнуясь.

— Остаться? — спросила она отрывисто и грубо.

В дверь постучали. Просунулась голова Боржевского.

— Вася, — поманил он. — Тут (он приставил рот к уху Ивана Андреевича) Прозоровский, адвокат… Он малый хороший…

Боржевский сделал просительную мину, означавшую, что он просит разрешения для Прозоровского сюда войти.

Иван Андреевич сначала поморщился, а потом ему показалось, что это будет, пожалуй, даже хорошо, если сюда войдет Прозоровский, и будет легче сидеть с Тоней, которая тогда не будет ни его гнать, ни сама не уйдет.

Он кивнул головой, и через несколько мгновений дверь широко отворилась, и на пороге стоял Прозоровский в своем коротком пиджаке и, по обыкновению, закинув голову. Найдя глазами Ивана Андреевича, он сдержанно протянул ему руку, точно предоставляя ему самому наметить характер их дальнейшего взаимного поведения, и тотчас обратился к Тоне, не подавая ей руки.

— Здорово, стрекоза. Вели подать пива.

— Извольте называть по имени, — надулась Тоня. — Не пойду я вам за пивом. Нашли себе рассыльного.

Он подошел к ней сзади и, мягко взяв ее за талию, начал подталкивать к двери. Она, усмехаясь, упиралась. На полдороге до двери она вырвалась у него из рук и с шумом выбежала, но в дверях повернулась:

— Бутылку красного лафита, два фунта винограда, шоколадных конфет. Идет?

И, не дожидаясь ответа, громко хлопнула дверью.

Прозоровский, раскрыв по-своему рот, одобрительно посмотрел сначала ей вслед, а потом на Ивана Андреевича.

— Единственно для кого здесь бываю. Я ведь так только посидеть… И вы?

Иван Андреевич облегченно улыбнулся и кивнул головою.

— Говорят, что через это необходимо пройти, — сказал он, чтобы еще больше оправдать свое пребывание в этом месте.

— Положим, можно и без этого. Боржевский немного помешан на конспирации, зато никогда не проваливает. В своем деле способный. Ну, а все-таки интересно здесь побывать и так. Поучительно.

— Чем? — спросил Иван Андреевич, желая вызвать Прозоровского на разговор.

Все расплывалось в зеленоватом тумане от тускло горящего фонаря. Рождались мысли, и хотелось говорить. И мысли были такие же новые, легкие и свободные.

Вбежала Тоня с бутылками пива и стаканами. Все это она легко и ловко поставила на стол, так что ничего не стукнуло и не упало. Прозоровский хотел посадить ее к себе на колени, но она оттолкнула его и, изогнувшись, со смехом вытащила штопором пробку.

Он с сосредоточенным видом разлил пиво по стаканам.

— Чем? А вот чем. Публичный дом, это по-моему, единственное учреждение, где современная женщина может и должна служить.

Он раскрыл рот, чтобы посмеяться, по обыкновению, собственным словам. Тоня с любопытством посмотрела на него, потом присела к нему на колени.

— Начнет морозить, только слушай его…