Виктория Токарева - Я есть, Ты есть, Он есть

"Фу, черт, - подумала, когда он отошел. - Неужели влюбилась? Этого только не хватало". Но именно этого только и не хватало. Не хватало. Этого. Только. Слишком долго стояло в ней отсутствие жизни. Отсутствие всего.

Вакуум.

И при этом она любила Андрея. Он не был мертвый.

Он был НЕ ЗДЕСЬ. Но он был. И было место возле него на кладбище. С Андреем у нее - вечность. А с Елисеевым - все земное, живое и временное.

Съемки окончились в десять вечера.

Подошел автобус, чтобы отвезти группу в гостиницу.

Стоял автобус для группы и черная "Волга" для режиссера.

- Садись в машину, - предложила Нора.

Лена машинально опустилась на заднее сиденье. Рядом с ней сел оператор Володя. Впереди - Нора. Машина тронулась.

Лена успела увидеть, как Елисеев, обвешанный своей техникой, влезал в автобус.

- У меня здесь мать живет, - сказала Нора. - Давайте заедем.

Мать Норы жила в старинном деревянном доме с резными наличниками. Сюда во время войны расквартировали эвакуированных артистов. Потом война закончилась.

Все вернулись в Москву, а мама осталась. Были какие-то причины. Не политические, а личные. Тогда ведь тоже любили, несмотря на войну и сталинскую подозрительность.

Лена сидела в теплом деревянном доме среди старинных вещей, ела горячий борщ. Нора рассказывала о своей недавней поездке в Германию. Ее встретил представитель фирмы - пьяный вдребезги. И Нора сама вела его "мерседес", в который села первый раз в жизни. И пробка была двенадцать километров.

- А что, немцы тоже пьют? - удивилась мама.

- А что они, не люди? - обиделся Володя.

- А если бы не ты вела, кто бы вел? - спросила Лена.

- Этот пьяный. Кто же еще...

- Но это опасно, - заключила мама.

- Здрасьте. А я о чем говорю...

У Норы было потрясающее качество, доставшееся ей от отца-армянина: она умела найти выход из любой ситуации. При этом действовала мягко, тактично, незаметно.

Мама Норы смотрела в рот своей дочери и шевелила губами, пытаясь повторять за ней ее слова. Она ее обожала. Нора любила свою маму, но жили они врозь, виделись редко. Нора отвыкла. А мама - нет. Не отвыкла.

Лена поела горячего. Оттаяла. И прошлая жизнь потекла в нее. Похороны Андрея... Какой холодный у него был лоб, когда они прощались. Холодный и жесткий. Как курица из заморозки. Это - уже не Андрей. Лена наклонилась к его лицу, совсем низко, стала говорить слова.

Она ласкала его, как ребенка. Говорила, говорила, гладила, целовала руки. А те, кто стоял рядом, не понимали, оттаскивали, мешали. И она сказала: "Отстаньте от меня".

И только верная подруга Нора все поняла. Она поняла, что это не истерика, а нормальное прощание. Нора сказала негромко: "Отстаньте от нее".

Нос у Андрея высох, как и все тело. Проступали хрящи.

Пришедшие проститься смотрели с затаенным ужасом: во что болезнь превратила человека. Молодого мужчину. Никто не смог сказать нормальную речь. Говорили какую-то ерунду типа: "От нас ушел художник и порядочный человек" - и так далее. Хотя действительно ушел. Действительно от нас. Действительно художник и порядочный человек.

Но разве ЭТО надо говорить? Разве ЭТО имеет значение?

Жизнь Андрея была незамысловатой. В ней ничего особенного не было. Но жизнь, если она состоит из любви, смерти и запрета, - всегда незамысловата. Сложной бывает порочная жизнь.

Там грех, возмездие, смятение души.

Лене хотелось поговорить об этом с мамой Норы. И они немножко поговорили.

- Я теперь не знаю, как жить, - сказала Лена. - Детей у меня нет.

- А мама есть?

- Мама живет с сестрой.

- Ну вот, значит, и мама. И сестра.

- Они в другом городе.

- Это не важно. Они с вами. И потом, вы еще молодая.

- Я старая. Мне сорок четыре года.

- Вы еще можете выйти замуж шесть раз.

- Шесть? Почему шесть?

- Сколько угодно. Старости не бывает на самом деле.

- А вы могли бы выйти замуж? - Лена прямо посмотрела на семидесятилетнюю женщину.

- Я? Только за того, кого я любила в молодости. Кто знал меня молодой. А я его знала молодым. Когда вместе проходишь дорогу, то изменения незаметны. Ум не знает возраста тела.

- А одиночество страшно?

- Если человек верует, он не одинок. Он не может быть одинок. И еще, знаете, мне кажется, что за пределами жизни есть истина куда вернее и важнее всего, что может дать тело.

- А если это не так?

- Вера исключает такие вопросы. Вера тем и отличается от знания...

Володя выпил и сел играть на рояле. Нора пела. Голос у нее был маленький, но чистый.

Лена слушала. В душе отстаивалось хорошее чувство.