Эдсгер Дейкстра: Научная фантастика и научная реальность в информатике

На последней конференции относительно осуществимости или неосуществимости разработки программного обеспечения для проекта «звёздных войн» одним из аргументов в пользу осуществимости, как мне сказали, было замечание, что сегодня почти все банковские операции успешно компьютеризованы, не так ли? Ну что ж, по правде говоря, это не так: не далее как в 1986 году попытка выплачивать зарплату электронными средствами в крупной (компьютерной!) компании провалилась. Но если бы даже это было и так, это ложный аргумент: эти два проекта настолько различны, что аналогия на несколько порядков величины мельче, чем нужно для принятия её во внимание. Хуже всего, я считаю, то, что этот аргумент был выдвинут человеком, занимающим видное положение в академической среде.

В шестидесятых годах сэр Герман Бонди написал статью о том, кому следует заниматься академическими исследованиями. Вопрос был поднят весьма важный. До второй мировой войны учёных было пренебрежимо мало, но после признания того, что война была выиграна наукой и технологиями, академические учреждения начали получать поддержку. Неудивительно, что Бонди пришёл к выводу, что многим из его современников, привлечённых к научным исследованиям, лучше было бы подыскать себе другое занятие. Поскольку взрывное развитие университетов было напрямую связано с ожиданием большой отдачи от науки, Бонди также посвятил раздел своей статьи обсуждению пользы от науки в целом. Его вывод отрезвляет.

Он указывает, что среди задач, поступающих в университеты извне, из «реального мира», около 80 % тривиальны и около 20 % явно неразрешимы, и что академические исследования потенциально могут повлиять на тонкий граничный слой между ними, так как только там знания, талант и упорный труд могут достичь чего-то, что не может быть достигнуто другими средствами. В нынешней научно-технической эйфории столь отрезвляющее предупреждение более чем необходимо; оно, впрочем, не было ни услышано, ни замечено, но это уже другая история.

По несчастному историческому совпадению, компьютеры появились как раз в десятилетия безграничной веры в всемогущество науки и технологии. Тогда как более устоявшиеся науки обзавелись корнями и традициями в более благоразумные времена, мы ввязались в информатику, когда наши ожидания ничем не сдерживались. С исторической точки зрения этот наивный оптимизм вполне понятен. И этому даже можно найти кое-какие оправдания. Видите ли, Бонди физик, и его мнение 80/20 % обусловлено его знанием, каким образом естественные науки справляются со сложностями, с которыми мы сталкиваемся в окружающем нас мире. Напротив, информатика имеет дело с миром артефактов, в котором сложность имеет рукотворное происхождение. В этом заключается большая разница между ними, и вполне возможно, что в области информатики «пограничный слой» Бонди вовсе не так уж исчезающе тонок. Но чтобы сделать грамотный вывод о том, что данный слой мог бы и должен был бы содержать, нам придётся понять, как возникла и как развивалась информатика.

Впрочем, перед тем, как обратиться к информатике как таковой, я должен разделаться ещё с одной мечтой, которой часто грезили в эти десятилетия, а именно — что возможно «планировать» исследования таким образом, чтобы в должное время производить то, что требует мир. Наука не может работать в таком режиме (что, кстати говоря, не так уж плохо, поскольку зачастую существует коренное различие между тем, что мир требует, и тем, что ему в действительности нужно).

Е.Т. Белл справедливо хвалил некоторых руководителей за то, что они были «достаточно дальновидны, чтобы понять, что самый простой путь избавить математику от математика — это оплачивать его содержание», и это справедливо и для других наук. Никогда ещё не наблюдался значительный прогресс в науке из-за того, что какому-то благодетелю понадобился результат. Существенный прогресс в науке возникает лишь тогда, когда после поисков и размышлений образованный и оригинальный ум приходит к выводу, что что-то загадочное наконец-то созрело для понимания или что-то очень трудное может теперь быть сделано. Успешный научный поиск — это искусство делать действительно возможное, и следовательно, развитие науки гораздо лучше рассматривать как автономный процесс со своими собственными правилами, а не как плановую деятельность с заранее установленными внешними целями. (И с этим парадоксом сталкиваются все директора промышленных исследовательских лабораторий: привлекая нужных людей, они не могут служить своей компании лучше, чем просто оставив их в покое).