Анатолий Агарков - Как я стал Богом

— Выходи, подлый трус!

Эх, ма! Я ли вам не свойский, я ли вам не русский, памятью Отчизны я ль не дорожу?

И пустился с места вприсядку. Люба, притоптывая, по кругу, салфетка за плечами. Я за ней, выделывая коленца. Селяне в ладоши жарят.

То-то, любо!

Потом ещё пели и танцевали.

Люба подтолкнула к своей пестунье.

— Пригласи девочку.

Взял в ладонь тонкое запястье, обнял осиную талию.

— Скажи, душа девица, я тебе никого не напоминаю? Может, встречала в своём мире похожего человека?

Нет, говорит, впервые вижу.

— А что Вовка, уже купил белые бурки?

Смеётся.

— Откуда вы его знаете?

— Разве Любовь Александровна тебе ничего не рассказывала?

— Да много всего. Только говорит, забудь прошлое — к нему возврата больше нет. Привыкаю жить в этом мире. Он прекрасный.

— И ты готова забыть Вовку-жениха?

— Какой он жених? Мы даже не целовались. Просто сказал, что я его невеста и лупил всех, кто только взглянет на меня.

— А брат? А мама и отец?

— Их никогда не забуду, но, если нет возврата, надо привыкать к жизни здесь.

— У тебя уже есть друзья?

— Знакомые. Пуд соли надо съесть, чтобы подружиться.

— Оптимизатор не позволит. Считай меня своим другом.

— Вы муж мамы Любы, значит мне отец.

— Одно другому не помеха.

— А почему вы вместе не живёте?

— Быстро устаём. Да и разные мы люди. Я люблю думать в тиши, Любовь Александровна — действовать на юру.

— Вы так красиво смотрелись, когда вальсировали.

Гостьи остались ночевать.

Думал, где постелить Любе из параллельного мира.

— Не напрягайся, — это жена. — Девочке лучше быть в "тарелке".

Мы поднялись в мансарду. Выключив свет, Люба разделась, подошла к окну, разметав по плечам густые волнистые волосы.

— Гладышев, где твоё ненастье?

На фоне звёздного неба в лунном свете она смотрелась эффектно. Я лежал в кровати, подперев рукой голову, и любовался.

— Передо мной, ночное светило затмевает.

— Вот как! Да ты, любезный, на скандал нарываешься. Проси прощения.

— Я люблю вас, ключница мозгов.

— И только-то? Скудноват лирический запал. Говори, как любишь. И стихами, дорогой, стихами.

— Для меня нет тебя прекрасней

Но ловлю я твой взор напрасно

Как виденье, неуловимо

Каждый день ты проходишь мимо....

— Ну, почему же мимо?

Люба ветерком порхнула по комнате и нырнула ко мне под одеяло.

— Целуй.

— Может, массаж?

— Губами?

— Руками, с отличным рижским бальзамом.

— Его же пьют.

— А я набальзамирую твою кожу Тутанхамону на зависть. Повернись на живот.

Полил густую, как ликёр, жидкость Любе на позвоночник от мозжечка до ягодиц, себе на ладони и принялся массировать упругое тело. Жена постанывала от удовольствия. Луна загляделась на наши ласки. Идиллия была полной.

И тут, как чёрт из преисподней, на подоконник прыгнул чёрный кот. Спину выгнул дугой, и хвост — её продолжение. Его — мяу-у-ур — походил на рык пантеры.

Люба вздрогнула.

— Ой!

— Брысь! — это я.

Вооружился бутылкой с бальзамом.

— Брысь, проклятый!

Но кот справедливо решил, что бутылкой я в него не запущу, ходил по подоконнику, выгибал спину и угрожающе урчал.

Я поставил бутылку, прикрыл Любу одеялом.

— Эта тварь появилась после Костиных похорон.

— Вот как! — Люба высунула личико. — Кис, кис.

— Не так. Костя, Костя, — позвал я.

Это было глупо. Потому что реакция чёрной твари была предсказуема, а наши оптимизаторы покоились на тумбочке.

Издав боевой рык, чёрный кот пантерой бросился на кровать. Люба спрятала лицо под одеяло. Я успел только голову, а обнаженной спине досталось. Крепко, досталось. Он драл с неё кожу когтями, как кору с осины. Впился зубами.

Бог мой! Как терпеть?

Сиганул с кровати и закружился по мансарде, пытаясь сбросить со спины хвостатого ублюдка. После нескольких неудачных попыток, добрался до тумбочки, цапнул оптимизатор и на руку.

В голос закричал.

— Билли!

Боль ушла, а тело стало гибким. Изловчился поймать кота то ли за ногу, то ли за хвост, и вышвырнул в окно.

Люба вскочила с кровати.

— Что это было?

— Проклятие дома.

— Ты убил его?

— Вряд ли. Коты живучи.

— Боже мой! Любочка унесла белую кошку на флаер.

Жена бросилась к оптимизатору.

— Люба! Любушка! Доченька! — понеслись её мысли в эфир.

— Да, мама. Я сплю. Что случилось?

— Белая кошка с тобой?

— Да.

— Она адекватна?

— Как это?

— Ну, слава Богу! Прости. Спи.

— Дай посмотрю спину, — это мне. — Вот это массаж.