Алексеева Оксана Алексеевна: Пять лет

— Лена... Лен, ты не кипишуй... — раздался сбоку его голос.

Я заторможенно повернула голову. Его тело, как и мое, было прикрыто одним лишь одеялом. Это что у него на шее, засос? Кошмарный сон...

— Какая я тебе Лена?! — я чуть не захлебнулась собственным раздражением.

Он иронично изогнул бровь и повторил тем же спокойным тоном:

— Елена Александровна, вы не кипишуйте.

Хотелось орать, рвать на себе волосы, забиться в угол и расплакаться, расцарапать ему лицо. Но вместо всего этого, я сцепила зубы и попыталась взять себя в руки. Насколько это вообще возможно в подобной ситуации.

— Я... — сказала, когда смогла выровнять дыхание. — Я вообще не понимаю, почему так произошло.

Краем глаза я видела, что он так и продолжал лежать на спине, подложив под голову руку, не меняя позы.

— Они мне что-то подсыпали в пиво, — прокомментировал в потолок.

От удивления я на секунду перевела взгляд на его лицо и тут же снова отвернулась.

— Точно, — тем же ровным голосом продолжил Дима и после секундной паузы уже громче: — Вы только не подумайте ничего! Я сам только сейчас допер. И почему я не заподозрил ничего такого, когда Никита мне с хитрой рожей тот стаканчик всучил... А на алкоголь подействовало... так сказать, по полной программе.

До меня дошел весь смысл сказанного, но это вызвало только новый приток ярости:

— Вы тут что, дебилы малолетние, постоянно так развлекаетесь?!

В тоне его голоса мой гнев не находил ни малейшего отголоска:

— А вы думали, мы по выходным Анну Каренину обсуждаем? Всяко бывает. Поржать над другом — святое дело. А я, лох, уже второй раз на это попадаюсь.

— Да неужели? И как же это было в первый раз? — язвительность — самая продуктивная форма злости.

Он засмеялся тихо, и я снова мельком взглянула на него, успев отметить, что улыбаясь, он прижимает кончик языка к правому клыку. Никогда раньше не замечала за ним такой привычки.

— В первый раз пять часов подряд дрочил в ванной. Вчера все прошло явно лучше.

Я на пару секунд закрыла глаза, преодолевая поочередно приступы злости, а потом стыда.

— Ты... — я никак не могла заставить себя назвать его по имени. — Я выпила все твое пиво! Ты сделал малюсенький глоточек! Ты-то с чего сорвался?

— Елена Александровна, — голос стал уж совсем неуместно мягким. — Вы думаете, что в моем возрасте нужны возбудители, чтобы сорваться? — очевидно, он просто издевался.

Хотя, если заставить себя задуматься, его-то винить, действительно, не за что. Я сама должна была думать, а не полагаться на его подростковые гормоны.

— Едрить, как стыдно! Позорище... Какое позорище... Меня в тюрьму надо... — провыла я, не сумев совладать с очередным приступом паники.

— Это вы сейчас Достоевского процитировали? Монолог Раскольникова? — он насмешливо поймал мой яростный взгляд и тут же попытался успокоить: — Ну, перестаньте уже. Не грузитесь, с каждым может случиться.

Конечно, он не способен понять постигшую меня трагедию. Я качалась из стороны в сторону, погрузив пальцы в волосы. Он долго наблюдал за моими терзаниями и вдруг спросил:

— Вы так расстроены, потому что у вас есть кто-то? И получается, вы ему изменили?

Я отрицательно покачала головой.

— А наши девчонки говорили, что вы встречаетесь с Игорем Санычем. Они вроде даже видели вас вместе, — в его голосе слышалась спокойная задумчивость.

— Не-е, — ответила я. — Он вообще гей.

— Да ладно! — Дима аж присел.

Я слегка улыбнулась от такой реакции. И только теперь до меня дошло, что он успешно меня отвлек от погружения в себя.

— Об этом никому не говори! — и тут же исправилась: — Ни о чем никому не говори!

— Хорошо. Пусть наши девочки продолжают лить слезы по брутальному физруку, — он рассмеялся, но снова взглянув на меня, успокоился. — Да правда, хватит уже себя корить. И не посадят вас, потому что я совершеннолетний.

Не посадят?! Если это его успокоительная стратегия, то она больше похожа на открытую насмешку!

— Заткнись, — буркнула я.

Но он никак не унимался:

— Да я серьезно. Авария в шестом классе, я поэтому год пропустил, — он вытащил ногу из-под одеяла и продемонстрировал огромный красный шрам на бедре. Я судорожно сглотнула, потому что уже видела это... ночью.

А сейчас лицезреть его голое бедро мне нужно меньше всего на свете! В который раз резко отвернулась, на глаза так и пытались навернуться слезы отчаянья. Почувствовав осторожное прикосновение к руке, дернулась от неожиданности.