Естественная вера открывает перед Русаковым горизонты мысли, недоступные другим героям романа. Одним из принципиальнейших является следующее суждение Ивана: “…Если бы Тебя не было, я был бы сейчас жалкой паршивой собакой без надежды. Но я человек и силён только потому, что Ты существуешь…”. Эти слова Русакова перекликаются, совпадая по сути, с известными высказываниями святых отцов и православных мыслителей. Через эти слова выражается авторское представление о человеке, не совместимое с гуманистическим идеалом автономной личности, согласно которому человек может быть добрым, совершенным без помощи Божьей.
Молитва Якова Фельдмана начинается по-русски, а заканчивается по-еврейски: “Шмаисроэль!” Данное обращение указывает, что это не христианская, а иудейская молитва, поэтому оценивать её следует с соответствующих позиций.
Фельдман, как Турбина и Русаков, просит Господа о чуде. Если Елена хочет спасти брата Алексея, то Иван и Яков — себя. Турбина и Русаков воспринимают сложившиеся ситуации как наказание за грехи — собственные и всеобщие, у Фельдмана подобные мысли не возникают совсем. Только у него обращение к Богу идёт параллельно и даже сливается воедино с мольбой к петлюровцам. Поэтому приходится гадать, кому герой предлагает одиннадцать тысяч карбованцев за жизнь. Судя по словам автора, “не дал”, а молитва идёт всё же — Господу.
Такое необычное с христианской точки зрения предложение можно рассматривать и как акт отчаяния, и как своеобразное жертвоприношение, вроде бы вписывающееся в традицию. По свидетельству С. Пилкингтона, специалиста по иудейским культам, молитва всегда шла рука об руку с жертвоприношением. Правда, жертвоприношение Фельдмана более похоже на куплю-продажу, на сделку: подрядчик и перед Богом, и перед смертью остаётся подрядчиком.
Только несчастному еврею Господь (который в художественном произведении подчиняется воле автора) не дарует жизнь. В этом факте при желании можно увидеть проявление якобы булгаковского антисемитизма… Смерть Фельдмана символизирует и не закат империи, как считает М. Каганская, человек с богатой фантазией. Смерть подрядчика есть результат, во-первых, его неверия или недостаточной веры, во-вторых, стечения обстоятельств.
Спасение от смерти физической и духовной возможно только через искреннее обращение к Богу: через покаяние, молитву. Эта чётко прослеживающаяся романная закономерность, свидетельствующая о жизненной позиции автора, не замечается или по-разному дискредитируется даже в 80-90-е годы XX века. В частности, в этот период становится довольно популярным “леонтьевский” (буквалистский, буквоедский) подход. Так, М. Петровский утверждает: “Булгаковские персонажи — искренние и горячо верующие — вполне обходятся (без литургии. — Ю. П.)…
Исступлённо, обливаясь слезами, молится о братьях (в романе, конечно, о брате. — Ю. П.) Елена Тальберг (…), но молится она, конечно, не в храме, а в своей спальне, у домашней божницы. Алексей Турбин идёт к о. Александру (…), но идёт, заметим, не в храм, а в жилище священника… Вот, казалось бы, случай Алексею Турбину попасть во Владимирский собор — там отпевают порубанных под Киевом офицеров, но Турбин не только не попадает в храм, даже на паперть его не ступает, наблюдая всю сцену похорон издали…”.
Критик помещает эпизоды “Белой гвардии” в безвоздушно-бессобытийное, умозрительно-экспериментальное поле и подгоняет их под свою концепцию. Например, молитва Елены дома вызвана не неприятием Церкви, не своеобразным протестантизмом автора, на чём настаивает М. Петровский, а тем, что эта молитва совершается тогда, когда героиня узнала и сама поняла: брат Алексей умирает. Отсюда её переживания, которые передаются автором при помощи художественных деталей разной степени выразительности: “Елена вышла около полудня из двери турбинской комнаты не совсем твёрдыми шагами”; “Ни один из них (Карась, Мышлаевский, Лариосик. — Ю. П.) не шевельнулся при её проходе, боясь её лица”. Таким образом, молитва Елены — это естественный поступок героини, это реализация её личности через немедленное почти обращение к Богу. Турбин же находился вне храма во время похорон офицеров не по религиозным соображениям, о которых в романе ни слова, а потому что выполнял приказ полковника Малышева, давшего на сборы один час.
Антихристианский мир в “Белой гвардии” персонифицированно представлен Троцким, Шполянским, Петлюрой, Козырем, другими большевиками и украинскими националистами. При этом Троцкий и Петлюра — дьяволы, которые возглавляют аггелов разных мастей. Аггел — это не дьявол, сатана, как утверждает В. Петелин, а бес. Версия же критика — Троцкий, предводитель дьявола — есть плеоназм, ибо предводителем сатаны может быть только сатана.
Читать дальше
