Уильям Саймон - Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера

В Средневековье, например, придумывали разные мифы о колдунах, чтобы доставить им серьезные неприятности. Иногда люди даже погибали из-за этих небылиц и предрассудков. Бродячий фокусник мог позабавить крестьян своими трюками и ловкостью рук. Поскольку крестьяне не понимали, как он вытворяет фокусы, они не могли догадаться и о том, насколько велики его способности. Казалось, ловкач усилием воли может заставить предметы появляться и исчезать. В этом и был фокус. Однако иногда что-то шло не так: умирало несколько коров, зерно не всходило, маленькая девочка Сара заболевала. Вот тогда во всем этом проще было обвинить какого-нибудь волшебника.

Если бы все было по-другому, я, возможно, и гордился бы в глубине души, что ношу титул самого разыскиваемого хакера в мире. Я смеялся бы, когда меня считали каким-то сверхчеловеком, способным взломать любую систему. Однако меня не оставляло чувство, что за все это придется поплатиться. Как оказалось, оно меня не обманывало. Миф о Кевине Митнике должен был вот-вот осложнить мою жизнь.

Поскольку я был таким резонансным заключенным, мне вскоре опять понадобилась помощь Джона Изурдиаги. Начальник тюрьмы вскрывал всю мою переписку, в частности, те письма, которыми мы обменивались с адвокатами. Таким образом, нарушались мои права на конфиденциальность общения с адвокатом. Я потребовал, чтобы он прекратил это делать, но начальник продолжал гнуть свою линию. Я предупредил, что адвокат может добиться в суде ордера на запрет просмотра моей корреспонденции. Меня проигнорировали.

Джон достал в суде такой ордер. Тюремщику пришлось подчиниться, но он был от этого в ярости. Поэтому начальник позвонил в Службу маршалов США и потребовал перевести меня в другую тюрьму, что они и сделали. По сравнению с тюрьмой округа Вене моя предыдущая темница в Джонстоне сошла бы за неплохой отель.

Когда меня переводили, заместитель маршала США (говорил он с таким густым южным акцентом, как будто неумело пародировал шерифа из фильма «Правильный мужик») рассмеялся и сказал: «Ты первый зэк, которого выгнали из нашей тюряги!»

Когда я провел за решеткой уже около пяти месяцев, мой государственный защитник, назначенный судом в Рейли, Джон Дазенбери, посоветовал мне согласиться на «Правило 20». Это означало, что мне предлагалось признать вину всего в одном эпизоде захвата пары «мобильный номер/электронный серийный номер устройства», которой я завладел, чтобы клонировать сотовые телефоны. В таком случае мне присуждался рекомендуемый срок, равный восьми месяцам заключения. Хотя мне все еще светил срок до 20 лет, если судья не согласится с доводами обвинения. Однако судья Терренс Бойл одобрил такой компромисс. Кроме того, теперь мое дело передавалось в Лос-Анджелес для вынесения приговора за нарушение предписаний по условно-досрочному освобождению и разрешения этого затянувшегося конфликта. Вслед за делом должны были перевести и меня.

Мой переезд из Рейли в Лос-Анджелес был на удивление ужасен. Федеральные тюрьмы известны такой формой наказания, как дизель-терапия. Она так жестока, что многие осужденные часто расценивают ее как самое худшее тюремное лишение. Обычная поездка специально и злонамеренно растягивается на долгие дни и даже недели. По пути этапируемые узники успевают перенести столько откровенных издевательств, на сколько только способны их тюремщики.

Всех заключенных, которым положено ехать в другую тюрьму, поднимают в 03:30 и сгоняют в большую комнату, где обыскивают, раздевая догола. На талии каждого заключенного находится цепь, которая жестко фиксирует руки в наручниках на уровне живота так, что всей рукой едва удается пошевелить. На ногах у заключенного кандалы, идти удается с большим трудом. Потом тюремщиков грузят в автобус и везут по восемь часов в день, иногда останавливаясь в придорожных городках. Там все выгружаются, проводят ночь в другой тюрьме и поднимаются наутро, вновь проходя все эти муки. В итоге заключенный прибывает на место назначения совершенно изнуренным.

Во время дизель-терапии на пути в Лос-Анджелес меня задержали в Атланте на несколько недель. Местная зона была самой страшной из тех, куда меня заносила судьба. Высокие стены тюрьмы венчали длинные мотки колючей проволоки. Не оставалось никаких сомнений, что я вхожу не в тюрьму, а спускаюсь в ад. На каждом входе были установлены огромные электронные двери и ворота. Чем глубже мы проникали в чрево этой тюрьмы, тем четче осознавали, что пути назад нет.