Анастасия Николаева - Я-муары. Откровенные истории блогера

Хорошо, оставлю собственных детей. Они вообще мальчики. А мальчики – это вам не девочки ни одной минуты.

Воспоминание третье. Вот тут мне уже пять, к шести. Папа приносит маме ордер на новую квартиру. Квартира – хорошо, папа в роли радовестника не очень. Так, по крайней мере, в этот момент думает мама, не замедлительно озвучивая эти свои мысли. А на мой детский неискушенный взгляд все отлично. Папуля весело так колеблется в проеме двери, так призывно и мощно размахивает ордером на квартиру, что мама, не выдержав, выхватывает бумажку у него из руки и убирает подальше. Веселый не только от счастья папа еще какое-то время размахивает осиротевшей рукой, пока не замечает, что главнейшего для него на тот момент документа не наблюдается. Всполошенный отец кидается к маме, вопрошая, где же? На что мама мстительно замечает, что из-за такого ненормального папиного поведения она бумажечку тю-тю, в помойное ведро выбросила. Доверчивый папуля, не долго думая, ныряет с головой в помойку, я хохочу в восторге, мама стонет.

Следующий кадр того же воспоминания: папа храпит на моей маленькой постельке, ноги трогательно свисают. Я, достав из игрушечного докторского набора пластмассовую трубочку, по очереди внимательно выслушиваю каждую его пятку.

Это я:)

И вот что следует из этого воспоминания? Что мой отец увлекался излишне горячительными напитками? Нет, не было этого. Более того, у папы была уникальная особенность практически не реагировать на алкоголь. Пьяным я его никогда не видела, хотя застолья в нашем доме были не редкостью. Может быть, это тайное указание на то, что мама в глубине души считала, что папе место рядом с мусором? Опять мимо. Мама всю жизнь обожала и боготворила отца, как, собственно, и он ее. И вот зачем в моей копилке памяти такая бесполезная безделица? И ведь не избавишься. Есть и все тут.

Ладно, думаю. Может, все же дело в том, что человек запоминает что-то необычное, выделяющееся на ровной глади реки жизни?

Иду смело к мужу и прямо спрашиваю, а какое его самое раннеее воспоминание? Муж долго мечтательно смотрит куда-то в угол кухни, тяжело кряхтит и, наконец, выдает: «Помню, как я писаю на забор».

Да уж. Вряд ли этот процесс был для него чем-то необычным.

И вот интересно мне, это только наша семья обладает такими во всех смыслах сомнительными младенческими воспоминаниями или у других тоже с этим не очень?

И все же самые первые впечатления о мире обычно туманны, загадочны, несолидны в конце концов. Пеленки-распашонки, пустышки-неваляшки – какое отношение все это имеет к нашей нынешней взрослой и серьезной жизни? Ровным счетом никакого.

А вот чуть позже начинается куда более интересный отрезок жизни.

Дошколенок уже на многое способен и помнит немало.

Мой мир в те золотистые ясные времена был трехчастным. Первая часть традиционная – дом. Но не могу сказать, что у меня много воспоминаний о моей домашней жизни.

Я на полу в детской, на зеленом толстом ковре в розовых крупных цветах, строю дом из немецкого конструктора. Помните, были такие красно-белые и даже с окошечками. Разной длины детальки. И базовая пупырчатая дощечка в качестве фундамента для строительства. Ух! Любименькое.

Остались в памяти в основном всякие необычные эпизоды: моя баба Лиза, сделав себе из картошки огромные челюсти и вставив их рот, бегает, завывая за мной. И хотя за минуту перед этим я с удовольствием наблюдала за процессом превращения картофелины в зубы, ужас охватил меня дичайший. Никаких сомнений не было: это конец!

Прекрасно помню, как папа, о чем-то задумавшись, взял в руки вместо портфеля стул, ловко ухватив его за спинку. И таким макаром выдвинулся к входной двери, чтобы идти на работу. Я была в восторге. А безжалостная мама отняла стул и вручила нашему Рассеянному с улицы Вятской его чемоданчик.

Папуля частенько чувствовал себя чужим в мире обычных вещей и людей. Однажды он захотел быть настоящим мужиком: взял железную дверную цепочку и стал прибивать ее железными гвоздями в нужном месте. Приколотить ему удалось исключительно собственную руку. Истекающего кровью отца опять спасла мама.

Он катал меня на санках. И я до сих пор помню, как же это здорово – ехать и сгребать рукой в варежке снег с белых сверкающих дорожек.

Папа читал по вечерам сказки, лежа рядом со мной на диване. Тут, правда, надо было очень внимательно за ним следить: прочитав несколько предложений, он, выронив книжку из рук, начинал громко храпеть. Сразу надо было быстро пихануть его кулачком в бок и заорать: «Папа, не спи!» Папуля встряхивался и с возмущением говорил: «Я сплю? Ничего подобного. Я задумался. Тут ведь есть над чем подумать?»