Анатолий Клёсов - Интернет - Заметки научного сотрудника

Вопрос третий: не смущает ли кандидатов, что подсудимый – черный, а владелец ограбленного магазина – белый? Не ощущает ли кто-либо из кандидатов, что он/она уже склоняется к тому, что подсудимый виновен? Не ощущает ли кто-либо из кандидатов, что он или она не беспристрастны в такой ситуации?

Человек восемь – десять подняли карточки. Ну, думаю, паразиты, бегут как крысы с корабля. А мне тут оставайся в одиночестве в жюри за всех отдуваться. Такими темпами и запасных не наберется. Вот, будь честным человеком!

Я, конечно, сразу понял, как только в зал вошел, что негр, скорее всего, и виновен. Тем более, как потом прояснилось, что на месте взяли. Но решил я с этой своей небеспристрастностью бороться до конца. И если действительно загремлю в жюри, несмотря на PhD, то буду детально разбирать дело по существу. И если действительно появятся сомнения, beyond the reasonable doubt, что это может быть не он, то оправдаю черного, как пить дать, оправдаю. Но хорошо бы в жюри не попасть.

Следующий вопрос: есть ли у кандидатов веские основания полагать, что зачисление в жюри окажется для них действительно тяжелым или даже невыносимым бременем?

Вот где поперло! Еще бы – до конца месяца заседать! Но не поднял я карточку, потому как, строго говоря, не было бы это для меня тем самым hard-ship, на который судья напирал. Хотелось поднять, но не поднял. Совесть-то все же есть… Я же не мать-одиночка, скажем…

Подняли карточки человек двадцать. Всех опять же переписали. Вопросы закончились. Стали вызывать тех, что карточки поднимал, по одному, к судье, и судья на пару с черным адвокатом с ними персонально беседовал у своего стола. Сайд-бар, по-нашему.

Смотрю – одних после интервью с вещами из зала отправляют. Но где-то каждого третьего из опрошенных не то что домой не отправляют, а направляют прямиком в «бокс» для членов жюри. И сидят они в этом боксе как-то совсем уж обреченно.

В общем, если кто из читателей еще не понял, произошло то, за что, в частности, люблю я эту страну. За разумную рациональность и здравый смысл. Из тех, кто карточки поднимал, и сформировали жюри! И ясно почему! С нами, оставшимися, кто не высовывался, еще беседовать надо, отбор производить. А те, кто карточки поднял на свою голову, уже там – с ними уже и побеседовали, и отбор произвели! Кто, по мнению судьи, не предоставил убедительных аргументов для отсева, куда же его девать? Ясно, что в жюри, куда же еще? Фактически отобран.

Как только я это понял, отлегло у меня. Есть справедливость на этом свете: наличие честности и совести вознаграждается. Но, похоже, только в Америке!

Сижу я, значит, довольный и заканчиваю писать эти заметки. Поскольку время на беседы с поднявшими карточки уже ушло немало. Только подошел к словам: «Так и получилось. Жюри скомпоновали, а нас, остальных, отправили по домам. На три года», – как вдруг слышу, выкликает клерк мой номер – панель 5, место 7. А к тому времени уже набрали в жюри человек 12–13 из нужных четырнадцати, совсем к концу подошли.

Поднимаюсь, недоумевая: почему, как? Что за ерунда? Застали врасплох… Или они решили в итоге, что PhD должен украсить жюри присяжных? В полном наоборот с тем, что мне предсказал президент? Или судья решил провести социологический эксперимент, что там PhD думает по поводу нашей судебной системы?

Подхожу к сайд-бару. Судья наклоняется ко мне и заговорщицки говорит: – Я знаю, что вы карточку не подняли. Но решил вас вызвать, чтобы задать один вопрос: не смущает ли вас то обстоятельство, что дефендант – черный, а плэйнтиф – белый? Точнее, не считаете ли вы с самого начала, что черный, скорее всего, виновен?

Так, ясно. Он почему-то хочет меня не просто так отпустить, а с полным основанием. Чтобы совесть его не мучила. Ну что же, придется ему помочь.

– Смущает, – говорю. – Но я буду с этим своим чувством бороться.

– А почему вас смущает? – спрашивает.

– Ну, – отвечаю, – потому что я знаю статистику по подобной преступности белых и черных. Но понимаю, что к данному конкретному дефенданту это не имеет отношения. Поэтому и буду с этим своим чувством бороться.

– Значит, – уточняет, – вы все-таки считаете, что дефендант может оказаться виновным, причем с определенной и немалой вероятностью?

– Считаю, – признаюсь, – но буду с этим ощущением бороться. И если доводы защиты о его невиновности будут убедительны, то буду счастлив проголосовать, что он невиновен.

Смотрю, поднял глаза судья и смотрит на черного адвоката, что за моей спиной стоит, чуть сбоку. Лица адвоката я не видел, и оборачиваться было неудобно, но кожей ощутил, что тот делает большие глаза и отрицательно качает головой.