Майкл Мэлоун - The Intel - как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире

Еще полгода спустя, в начале 1951-го, Мария вечером, читая газету, вдруг заметила в ней имя своего мужа. В статье говорилось о том, что Дьердь обвинялся в связях с «буржуазными элементами». Ужас поразил семью: такие обвинения приводили к пыткам и даже казням.

Но на каком основании его обвиняли? Ответ вскоре был получен: Шани вместе со своим племянником были арестованы тайной полицией. Энди вспоминает: «Моя тетя появилась в нашей квартире на следующее утро. Она была до смерти испугана и беспомощна. Никто не сказал, куда их забрали и с какой целью. Не было никаких официальных обвинений, и спросить было тоже не у кого. Они просто испарились». [205]

Что было дальше? Им ничего не оставалось, кроме как «ждать, что будет дальше».

Ответ пришел быстро. Без объяснений – они не требовались – Дьердя сняли с должности и сказали, что если он когда-нибудь найдет работу с оплатой, равной четверти той, которую он получал, то ему сильно повезет. Тедлоу пишет: «Дьердь смог найти работу, однако уровень жизни семьи сильно понизился. Мясо раз в неделю. Больше никаких деликатесов. Дешевые места в опере. Долгая дорога на электричке, что было ужасно сложным после машины с шофером».

Дьердь, как и всегда, мужественно переносил удар. Гроув вспоминает: «Я ни разу не слышал, чтобы отец жаловался по поводу потери работы… более того, я вообще не слышал, чтобы он на что-то жаловался, он стал очень тихим. Прежде он был человеком, который жил разговорами о политике. Теперь он отказывался затрагивать эту тему. Да и обсуждать политику было больше не с кем. Большинство из его друзей держалось подальше». [206]

Дьердь Гроф стал «радиоактивным» и практически превратился в «недочеловека». Даже его друзья и соседи, которые не верили новостям, решили, что будет благоразумнее держаться от него подальше. Для Андраша «принятие отцом режима и всех привилегий, которыми данное сотрудничество наделяло», и горечь от их потери, которую он тихо теперь переживал, только увеличили разрыв в отношениях, еще не полностью восстановившихся после войны. Полвека спустя, когда обоих родителей уже не будет в живых, Энди Гроув решит посвятить свои мемуары только матери. И, как и дядя, он решит писать их с непоколебимостью, поставив точность и правдивость выше, чем тактичность.

Клеймо, которым были запятнаны репутации его отца и дяди, теперь добралось и до Андраша. Внезапно материал, который он писал – до этого так охотно принимаемый, – перестали публиковать. Когда он решил поговорить об этом с редактором, то получил уклончивый ответ. Он рассказал матери, что случилось, и она согласилась, что причина, вероятнее всего, была в аресте его дяди. «Он внезапно потерял весь интерес в карьере журналиста». Энди больше никогда не верил репортерам и редакторам.

Из-за изменений обстоятельств в семье – вкупе с тем, что мальчик теперь стал подростком – снова пришлось менять школу. Несмотря на трудности, с которыми столкнулась его семья, молодой парень, которому уже было пятнадцать лет, начал получать свое. Он не только учился лучше всех, но и его индивидуальность (и великое стремление) начинала проявлять себя. Вскоре его новый учитель литературы сказал на родительском собрании: «Однажды мы будем сидеть в приемной господина Грофа, ожидая, что он нас примет».

Любимым преподавателем Андраша был господин Воленски, чьи уроки физики сильно отразились на дальнейшей жизни мальчика. На встрече преподавателей с родителями Воленски однажды сказал Марии и Дьердю (и всем, кто слышал): «Жизнь – большое озеро. Все мальчики ныряют в него на одном конце и начинают плыть. Не все они доплывут до противоположной стороны. Но один из них, я уверен, справится с этим. И это будет Гроф».

Слова эти запали в голову Энди на всю оставшуюся жизнь, он вспоминал их в самые трудные моменты своей карьеры. И когда настало время писать мемуары, он не только выбрал слова учителя для названия книги, но и закончил ее следующими словами:

«Как и говорил мой преподаватель, господин Воленски, я смог перебраться на противоположную сторону через озеро – не без труда, не без преград и с большим количеством поддержки от окружающих.

Я все еще плыву». [207]

Не потребовалось много времени, чтобы все в школе узнали об Андраше. Он, казалось, оставлял след на каждом уроке, на котором присутствовал. «После того как моя предположительная карьера журналиста потерпела фиаско, – писал он позднее, – я заинтересовался новым направлением, которое бы не было столь подвержено субъективной оценке». Он направил свой интерес в химию. К третьему году обучения в школе им. Мадача Андраш был настолько хорош в предмете и ему так доверяли на факультете, что доверили провести демонстрацию по созданию нитроглицерина в классе, состоящем из тридцати девочек второго года обучения.