Билл Сэмюэл - История Foyles. Книготорговец по случаю

Во второй половине дня, пока было солнечно, мы играли в крокет и в кегли, а вечером — в карты и в домино. Уильям всегда отчаянно жульничал, но при этом выигрывал всегда кто-то из нас. Иногда мы ходили на рыбалку, выходили за пределы аббатства и шли через лес, мимо домиков, которые тоже принадлежали Уильяму, к речным шлюзам. Наживкой служили катышки хлеба, мы нацепляли их на крючок, забрасывали удочки и смотрели, как дергаются поплавки, когда рыба обкусывает хлеб. Впрочем, мы ни разу ничего не поймали и ходили на рыбалку только ради удовольствия побыть с дедушкой и пройтись по берегу реки, наслаждаясь ее красотой и покоем. Уильям с гордостью рассказывал, что прочел от корки до корки «Искусного рыболова» Исаака Уолтона, рыбачит уже пятьдесят лет и ни разу не поймал ни единой рыбы. Надо полагать, так оно и было.

Заведенный порядок распространялся и на его гардероб. В течение дня, во время работы или игры в кегли или в крокет, он носил кремовый хлопчатобумажный пиджак и темно-серые брюки в полоску, которые выглядели как домашняя одежда. Если мы отправлялись за пределы аббатства, пусть даже просто порыбачить, он надевал костюм-тройку, а по вечерам неизменно появлялся в парчовой домашней куртке и в феске. И конечно, на его обширном животе всегда покоилась золотая цепочка карманных часов.

Гостя в Били, мы время от времени отправлялись в однодневные поездки с бабушкой и дедушкой — всей компанией мы усаживались в большую машину, которую вел Джо Литтл. Нередко к нам присоединялась дородная миссис Литтл, которая получила ласковое прозвище «Герцогиня». Она усаживалась впереди рядом с Джо, напоминая галеон, идущий на всех парусах, а мы всей гурьбой теснились на заднем сиденье. Иногда мы ездили за покупками в Колчестер, но чаще в Саутенд. Пока бабушка ходила по магазинам, дедушка отвозил нас в парк развлечений Kursaal (мы всегда произносили это название на немецкий манер — «Курзааль», что недавно очень позабавило наших новых друзей, которые родились в Эссексе и называют его «Керзл»), страну чудес для ребятни — с каруселями, паровыми орга́нами и сахарной ватой. Мы перебегали с одного аттракциона на другой, а дедушка покупал билеты. Иногда к нашей компании присоединялись другие дети, как зачарованные они следовали за веселым и дружелюбным седовласым толстяком, этаким новоявленным крысоловом из Гамельна. Наша пестрая процессия останавливалась то тут, то там, чтобы покататься на очередной карусели. Не задумываясь, кто все эти дети, он просто пересчитывал нас и платил за билеты, на малую толику увеличивая количество счастья в мире. Так мы, кому повезло быть его внуками, получали молчаливый урок щедрости.

Во время одного из наших визитов к нам присоединился внук бабушкиного опекуна адмирала Уэбба, мальчик на пару лет младше меня. Бабушка купила ему новую одежду — так же, как покупала нам. Его дед был добр к ней, когда она была маленькой, и она стремилась отплатить за его доброту. Это был еще один молчаливый урок, который показывал, как щедрость передается из поколения в поколение. Спустя пятьдесят лет, сразу после того как я стал членом правления Foyles, мы получили от него письмо, в котором он выражал признательность бабушке.

Но самой большой радостью во время наших визитов в Били была возможность свободно рыться в замечательной библиотеке Уильяма. Для нас, детей, это был мир чудес, и дедушка всячески поощрял наше стремление погрузиться в него. Мы могли перелистывать страницы восхитительных иллюминированных рукописей, где сусальное золото сияло так же ярко, как в тот день, когда его нанесли писцы. Там были книги с изображением на переднем обрезе, которое делалось видимым, когда страницы раскрыты веером. Там были книги такие огромные, что мы с трудом поднимали их, и такие маленькие, что их можно было читать только с лупой. Там были памятные вещи адмирала Нельсона — кусок паруса с корабля HMS Victory, прядь его волос и несколько писем к Эмме Гамильтон. Там были табакерки, футляры для визитных карточек и шкатулки, украшенные драгоценностями. Там были средневековые музыкальные инструменты и таблички с костяными ручками для изучения букв — все эти сокровища хранились в помещении со сводчатым потолком, где всегда пахло кожей и гаванскими сигарами.

Это было место вдохновения, и мы позволяли себе вдохновиться. Уильям научил нас любить книги и красивые вещи. Я получил хорошее воспитание: большей частью оно заключалось в том, что дедушка всячески приветствовал мое желание рыться в прекрасных старых книгах. Достать с полки третье фолио Шекспира и услышать, что некогда эта книга принадлежала Сэмюэлю Пипсу, взять в руки лист Библии Гутенберга, погладить переплет часослова, изданного в Италии в XIV веке, — это ли не счастье?