Михаил Шпагин - Чистосердечное признание или Похождения борзописца, которому не сиделось на месте

– Отличная была техника, – согласился отец. – Видел, как во Владивосток привозили «Виллисы», чтобы отправить их морем обратно в Штаты. Машины заранее ремонтировали, думали вернуть, как положено, в полном порядке. А американцы их прямо в порту под пресс – чтобы перевозка металла обошлась дешевле. Как я тогда жалел, что с собой пистолета не было…

Военный инженер приехал в Севастополь на следующий день после освобождения. По его словам, в городе оставалось лишь одно неразрушенное здание, и его поселили на выпущенном в Америке торпедном катере. Удобная каюта, а главное – окружение: молодые моряки-смельчаки, и с питанием проблем никаких. Несмотря на предупреждение, отец искупался в море и подцепил какую-то тяжелую болезнь. Его срочно отправили в госпиталь. Вернувшись домой, он долго вспоминал разрушенный город, а прежде всего – молодых торпедистов. И объяснял, что эти ребята лишь чудом могут избежать смерти. Их задача – подойти к вражескому кораблю поближе, выпустить торпеды, развернуться и умчаться как можно дальше. Обычно в этот момент катер и настигали вражеские снаряды.

Изобретение, над которым работал военный инженер, позволило бы обнаружить и определить координаты вражеского судна на большом расстоянии и уничтожить его с помощью артиллерии или авиации. И эту задачу отец успешно решил.

Иногда меня называли маменькиным сынком: не ругается, не дерётся, не учится курить. Но на самом деле я рос папенькиным сынком, именно он был в семье главным авторитетом.

…Сижу, как зачарованный. Отец читает вслух Жюль Верна. Мы вместе следим за капитаном Немо, обсуждаем его приключения, спорим. Папа и сын увлечены одинаково. Такие часы, даже минуты, выдавались редко. Заниматься воспитанием отцу было некогда – он не то что дома, в Москве мало бывал. Всё по морям, по волнам, в дальних командировках.

Ещё до революции отцу подарили сломанную настольную электрическую лампу. Он её починил, а после 1917-го года выучился на монтёра. В сарае долго хранились «когти». Прикрепив их к обуви, можно было легко и быстро взобраться на любой столб. Потом монтёр-электротехник превратился в страстного радиолюбителя, стал инженером, изобретателем. Но всё это было далеко впереди.

Отец не любил спорт, зато охотно занимался физическим трудом. Помню, как во время жизни в Домодедово он без видимых усилий поднимал и нёс четырёхпудовые мешки. Участок под картошку вскапывали сообща, но главным закопёрщиком, конечно же, был папа. Он же развёл малину «Мальборо» и чёрную смородину, которую не любил, но мама настаивала – витаминов много.

Неприязненное отношение к спорту передалось и мне – даже болельщиком не стал. А что до физического труда – разве лишь копать землю хорошо выучился – на огороде. Картошку посадить и окучить, грядку разбить и за яблоней поухаживать могу.

Отец неплохо разбирался в любой технике. Я тоже немного разбираюсь, по крайней мере, понять и описать почти всё могу. А вот что-то сделать своими руками, хотя бы починить? Лучше и не пробовать.

Думаю, что стремление браться за любую журналистскую работу, лишь бы показалась интересной, пришлась по душе – тоже от родителей. А вот в одном мы так и не сошлись. Отец был страстным автолюбителем. Мы с приятелями играли в гонки на двух ржавевших в сарае мотоциклах ещё царского времени. Папа приобрёл их в двадцатые годы, но отремонтировать не сумел. С горящими глазами рассказывал, что был у него и французский автомобиль, правда, без карданного вала. Получив Сталинскую премию, счастливый изобретатель поделил её с трудившимися над темой сотрудниками, занял деньги и купил автомобиль «Москвич» – отечественную копию дешёвого немецкого «Опеля». Расплачиваясь с долгами, мы почти целый год белого хлеба не видели.

Отец сделал всё, чтобы пробудить во мне интерес к «буржуазной» покупке. Он предложил заглянуть на книжную полку и узнать про новогодний сюрприз для всей семьи. Раскрыв первый же стоявший с краю том, я увидел записку с пожеланием продолжить поиск в какой-то конкретной книге. В ней чуть ли не стихотворное сообщение: «Дед Мороз свой подарок в Энциклопедию перенёс». Вконец заинтригованный, хватаюсь за Энциклопедию. Там – свидетельство о приобретении автомобиля.

Первая поездка в «Москвиче» мне понравилась. Правда, в салоне сильно пахло бензином. Папа что-то где-то замазал, и запах исчез. Приятели стали дразнить меня капиталистом. Первая модель «Москвича» стоила, кажется, шесть, а потом девять тысяч рублей. Когда стали жить лучше, отец снова занял денег и купил «Победу», ставшую его любимой маркой. Быть пассажиром хорошо, а вот попытки выучить меня вождению ни к чему не привели.