Сергей Лекторович - Сначала будет страшно. 7 жизней, которые мне пришлось прожить, чтобы стать настоящим предпринимателем

Конечно, из этого вовсе не следует, что по телевизору нужно пропагандировать однополую любовь. Есть две крайности. С одной стороны, убийственная нулевая терпимость, с другой – безграничная терпимость, которая тоже ведет к разрушению культуры и катастрофе. Зона развития – где-то посередине.

В общем, жизнь в таких городах, как Тольятти 1990-х годов, навязывает ложный выбор: или ты, или тебя. В результате у меня ушло много времени, чтобы вернуться к себе самому.

Потерянные ли годы, которые я потратил на то, чтобы избавиться от выстроенной защиты? Не думаю. «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Может быть, не пройдя этого «лишнего» пути со всеми его глупостями и трудностями, ты не получишь нужного результата.

– Сережа, а почему у тебя лицо такое странное?

– Я с улицы, мам.

– И?

– Это специальное лицо для улицы. Сейчас перестроюсь.

Однажды, уже в средней школе, нашего друга избили гопники на мотоциклах, из частного сектора.

Надо было что-то делать.

– Я их знаю – шпана с полтинника. Там их человек пятьдесят на пятаке тусит. Отморозки те еще, – сказал кто-то из наших.

Но оставлять это было нельзя.

Избить нашего пацана на нашей же территории – круче, чем выиграть в драке. А для нас означает капитуляцию и потерю самоуважения.

Мы решили, что точно должны отомстить.

Купили бутылку портвейна, выпили ее для храбрости и впятером поехали к сельским на автобусе. Наломали палок от местных заборов и лавочек. Одного отправили на разведку. Вернувшись, он сказал: там человек тридцать. Точно не справимся.

И тут неожиданно из-из угла прямо на нас выехал мотоциклист из числа неприятелей.

То ли от страха, то ли от безысходности я бросился на него, сбил с мотоцикла, и мы все толпой с бешеными криками рванули в переулок, изо всех сил размахивая палками.

«Убью! Порву! Твари! За Родину!» – орали мы во все горло, видимо, насмотревшись фильмов про Красную армию, и эти крики слились в звериный рев.

Вдруг произошло то, чего мы не ожидали.

Толпа замерла, через мгновение зашевелилась, и «блатная» молодежь бросилась бежать.

Мы били их, не встречая сопротивления. Только к нашему крику присоединились и их – от боли.

Из домов начали выходить родители, взрослые и кричать: «Что здесь происходит?» Я объяснил, что мы восстанавливаем справедливость, так как они избили нашего друга. Кто-то из взрослых сказал: «Бросайте палки, парни, никто вас бить не будет». Мы были неопытные и взрослым поверили, разоружились. А те просто взяли и ушли.

Нас тут же окружили. Ситуация на грани. И вдруг, удивляясь самому себе, я зарычал:

– Кто старший? Бригадный кто есть?

Откуда взялись слова в тот момент? Не знаю. Видимо, сработал какой-то инстинкт. На бригады тогда делился весь город, это были бандитские группы, вербовка в которые начиналась с малолетства. Иметь там завязки считалось по-настоящему пафосно – и почти у всех дворовых пацанов в бригадах были либо родственники, либо знакомые. Но я, домашний в общем-то мальчишка, сын врача и милиционера, ни с одним из них не был знаком.

Из толпы ко мне вышел какой-то шпендель: «Ну, я».

Мы отошли за угол. Поговорили. Обсудили все по «понятиям» – получалось, что в той ситуации его ребята оказались неправы, били по беспределу, без причины. И он это подтвердил.

Мы пожали друг другу руки и назад вернулись уже товарищами.

А потом до позднего вечера сидели в переулке на бревнах, обсуждая городские подростковые истории под гитару и самогон.

Ситуация на улице стала понятна. Но и в физматшколе, куда меня перевели родители, – одной из лучших в городе – правила оказались теми же.

Мои родители хотели как лучше. Они считали, что хорошая школа – подходящая среда для пятиклассника, читающего учебники по радиоэлектронике. Поэтому я сдал экзамены и поступил в нее.

Не думайте, что травят только слабаков. Они мало кому интересны, разве что чуть менее слабым. Потенциальных конкурентов, претендующих на лидерство, травят гораздо чаще – больше драйва и интриги. В том 6 «А», где я оказался, были сильные ребята одного социального круга, они пробовали меня, чужака, на зуб. Я ходил в школу как на войну. Чтобы отстоять свое место, мне понадобилось года полтора.

Опыт травли – это всегда история про потери и приобретения. Я заработал авторитет, но потерял внутренний суверенитет. В какой-то момент мой защитный панцирь начал работать автономно. Он стал управлять мной, а не я им.