Вера Данилова - Интерактивное вопрошание - как умение ставить собственные вопросы помогает развиваться

Разве не правдиво признание души моей, признающейся Тебе, что она измеряет время? <���…> Что же я измеряю? Время, которое проходит, но еще не прошло? 46 46 Там же. С. 167, 174.

И отвечает сам себе:

Что я измеряю время, это я знаю, но я не могу измерить будущего, ибо его еще нет; не могу измерить настоящего, потому что в нем нет длительности, не могу измерить прошлого, потому что его уже нет. <���…> Так я и говорил. <���…>

В тебе, душа моя, измеряю я время… Впечатление от проходящего мимо остается в тебе, и его-то, сейчас существующее, я измеряю, а не то, что прошло и его оставило 47 47 Там же. С. 174, 176. .

Но Бог в «Исповеди» серьезно отличается от языческих богов, которым задавали вопросы жрецы Древнего мира 48 48 См. об этом: Розин В. М. Что такое вопрошание: сущность и типы // Педагогика и просвещение. 2016. №2. С. 160; Розин В. М. Культурология. М.: Гардарики, 2003. 462 с. . Это христианский Бог в трех лицах, причем Бог-Сын понимался в Средние века (да и позже) как подлинная личность, поэтому к нему вполне можно было обратиться с вопросом. Однако как это можно спрашивать самого себя: кто здесь спрашивает и кто отвечает? Скажем, для Античности такое вопрошание было абсолютно невозможно. Но Августин в «Исповеди» рассказывает, как он шел к христианству, будучи античным человеком – философом, ритором, скептиком. То есть Августин был, по современным понятиям, рационалист, но поверил в Бога, еще не в состоянии его помыслить и представить. В то время много людей шло в христианство (истовой христианкой была мать Августина, мечтавшая, чтобы ее сын уверовал в Бога, христианином был его друг Алипий), и это движение захватило Августина. Он потянулся к Богу, но жил еще по-старому, поэтому личность его расщепилась на Августина – почти христианина и Августина – еще язычника, античного философа. Как пишет Августин, отношения этих двух были неблагостны: они противоборствовали. Между прочим, Августин, пишущий «Исповедь», есть третий, который стоит над первыми двумя. Правда, как видно из текста, он идентифицирует себя с Августином-христианином.

Мне нечего было ответить на Твои слова: «Проснись, спящий; восстань из мертвых, и озарит тебя Христос».

<���…> Напрасно сочувствовал я «закону Твоему, согласному с внутренним человеком», когда «другой закон в членах моих противился закону ума моего и делал меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих». Греховный же закон – это власть и сила привычки, которая влечет и удерживает душу даже против ее воли… <���…> Какими мыслями не бичевал душу свою, чтобы она согласилась на мои попытки идти за Тобой! Она сопротивлялась, отрекалась и не извиняла себя… …Как смерти, боялась она, что ее вытянут из привычной жизни, в которой она зачахла до смерти. <���…> Стоит лишь захотеть идти, и ты уже не только идешь, ты уже у цели, но захотеть надо сильно, от всего сердца, а не метаться взад-вперед со своей полубольной волей, в которой одно желание борется с другим, и то одно берет верх, то другое. <���…> Откуда это чудовищное явление? Душа приказывает телу, и оно тотчас же повинуется; душа приказывает себе – и встречает отпор. <���…> Душа приказывает душе пожелать: она ведь едина, и, однако, она не делает по приказу. <���…> «Да погибнут от лица Твоего», Господи, как они погибают, «суесловы и соблазнители», которые, заметив в человеке наличие двух желаний, заявили, что есть в нас две души двух природ: одна добрая, а другая злая. <���…> Когда я раздумывал над тем, чтобы служить Господу Богу моему (как я давно положил), хотел этого я и не хотел этого я – и был я тем же я. Не вполне хотел и не вполне не хотел. Поэтому я и боролся с собой и разделился в самом себе, но это разделение свидетельствовало не о природе другой души, а только о том, что моя собственная наказана 49 49 Августин Аврелий . Исповедь. С. 104, 107—109. .

Итак, в Августине мы наблюдаем троих персонажей: первые два вопрошают друг друга, а третий, рефлексивный, предоставляет им голос для вопросов и ответов. Сфера же вопрошания задавалась практикой приобщения к христианству, в рамках которой личность нередко расщепляется на два или три субъекта. В свою очередь эти субъекты вместе с христианским Богом, точнее его психологическим двойником в сознании средневекового человека, образуют коммуникацию вопрошания. Такой тип коммуникации можно отнести к автокоммуникации.

Кейс третий: вопрошание в ходе расследования преступления