Кен Робинсон - Призвание. Как найти то, для чего вы созданы, и жить в своей стихии

В действительности все вышесказанное означает, что мы способны постоянно развивать свои творческие способности и интеллект по мере того, как переходим на новые жизненные этапы. Разумеется, наиболее интенсивно это происходит в молодости. Детский мозг чрезвычайно активен и невероятно гибок. Это настоящий сгусток возможностей с потенциалом в сто миллиардов нейронов. Из всего, с чем мы сталкиваемся в мире, он может создавать почти бесконечное количество возможных связей, выстраивая то, что ученые называют «нервными проводящими путями». Наш мозг до некоторой степени предварительно запрограммирован благодаря генам, но опыт оказывает глубокое влияние на нашу личностную эволюцию и развитие нашего мозга.

Посмотрите, как мы учимся говорить. Освоение языка — это одно из важнейших достижений детской жизни. Большинство из нас учится говорить в течение первых нескольких лет жизни. Никто не учит нас языку — уж точно не наши родители. Они не могут этого сделать, потому что разговорный язык слишком сложен, имеет слишком много тонкостей и вариаций, чтобы кто-нибудь мог должным образом обучить этому ребенка. Разумеется, в процессе становления родители и другие люди что-то подсказывают маленьким детям, хвалят, поощряют их, корректируют их ошибки. Но малыши не учатся говорить по правилам. Они движутся путем имитации и логических умозаключений. Все мы рождаемся с глубокими инстинктивными способностями к языку, которые активизируются почти сразу же после нашего первого вдоха.

Дети интуитивно угадывают значения звуков и интонаций, которые слышат от окружающих людей. Живя в доме, где есть собака, они, как правило, реагируют на рычание, производимое домашним животным. Однако они не путают эти звуки с человеческим языком. Мало кто из детей выбирает лай в качестве основного средства коммуникации — исключение могут составить разве что эти невыносимые двухлетние дети да капризные создания позднеподросткового периода.

По всей видимости, не существует никаких явных ограничений в способности человека к изучению языков. Дети, растущие в многоязычных семьях, как правило, говорят на каждом из языков, который звучит в их семье. Они не раздражаются и не говорят: «Пожалуйста, не пускайте сюда бабушку. Я не могу понять ее диалект». Маленькие дети обычно могут говорить на всех языках, которые слышат, и без труда переходят от одного языка к другому. Я помню, как несколько лет назад познакомился с тремя братьями-школьниками. Их мать была француженкой, отец — американцем, а жили они в Коста-Рике. Дети бегло говорили по-французски, по-английски и по-испански, а также бойко изъяснялись на смеси этих трех языков, созданной ими исключительно для разговоров между собой.

И наоборот, если ребенок рос в одноязычной семье, вряд ли он будет стремиться к изучению другого языка, по крайней мере до тех пор, пока ему не придется выбрать какой-либо иностранный язык для изучения в школе. В этом возрасте выучить новый язык уже гораздо сложнее, поскольку детский мозг уже создал множество нервных проводящих путей, связанных с данным языком (иными словами, человек уже принял все решения о том, как называть определенные предметы, как строить фразы и даже как должен двигаться рот при разговоре). Пытаться впервые заговорить на иностранном языке в возрасте за тридцать еще сложнее.

Нейробиолог Сьюзен Гринфилд иллюстрирует поразительную гибкость молодого мозга на примере поучительной истории шестилетнего итальянского мальчика, который был слеп на один глаз. Причина его слепоты оставалась загадкой. Насколько могли судить офтальмологи, его глаз был совершенно нормален. Наконец выяснилось, что в раннем детстве мальчика лечили от легкой инфекции. В процессе лечения необходимо было на две недели наложить повязку на глаз. Это не оказало бы никакого воздействия на глаз взрослого человека. Однако для маленького ребенка взаимодействие нервных связей глаза и мозга — это очень тонкий и важный процесс. Поскольку нейроны, обслуживающие глаз, на который была наложена повязка, не использовались в этот ключевой период развития, мозг посчитал, что их вообще не существует. «К сожалению, — говорит доктор Гринфилд, — наложение повязки было воспринято мозгом как явный признак того, что мальчик не будет использовать этот глаз в течение всей оставшейся жизни». В результате он навсегда ослеп на этот глаз.

Молодой мозг постоянно находится в процессе изменения и развития, очень чутко реагируя на окружающую обстановку. На ранних стадиях развития он проходит через процесс, который ученые-когнитологи называют сокращением нейронов. По сути, это означает удаление нервных проводящих путей, которые — как мы решили на подсознательном уровне — имеют для нас несущественное практическое значение в долгосрочной перспективе. Этот процесс сугубо индивидуален, но жизненно необходим для каждого человека. Сокращение нейронов выполняет для нашего мозга ту же функцию, что подстригание кроны дерева, — то есть избавление от лишних ветвей для продолжения непрерывного роста и усиления общей жизнеспособности. В процессе сокращения нейронов мы избавляемся от тех нервных проводящих путей, которыми больше никогда не будем пользоваться, — это освобождает место для новых нервных путей, которые мы станем использовать регулярно. В результате огромные природные способности, данные нам от рождения, приобретают четкие формы и очертания, классифицируются и унифицируются, становятся обширными или ограниченными благодаря постоянному взаимодействию наших внутренних биологических процессов и жизненного опыта.