Юхан Стенебу - Вся правда об ИКЕА. Что скрывается за успехом мегабренда

На самом деле, когда у Кампрада берут интервью, а обо всех своих проблемах он говорит только с представителями СМИ, благодаря этим якобы имеющимся у него слабостям он напускает туману. Просто-напросто это отвлекающий маневр. Его поразительная честность безошибочно вызывает журналистский интерес. Тем самым основной упор в интервью делается не на деликатные вопросы о компании, которые следовало бы обсудить, а на личные слабости Основателя, что имеет двоякий результат. С одной стороны, слабости отнимают время и внимание, поскольку, когда нужно, Ингвар действительно может притворяться, придуриваться и кокетничать. С другой стороны, это, естественно, влияет на контакт между репортером и Ингваром. Даже прожженный журналист не останется равнодушным, когда старый человек со слезами на глазах достанет из шкафа все свои скелеты. Тем самым он незаметно снимает остроту журналистских намерений. Не успеет журналист и ахнуть, как Ингвар, и глазом не моргнув, уже заполнит час своими многословными рассуждениями по большей части ни о чем.

Насколько мне известно, об Ингваре и деле его жизни написано две книги: « Сага об ИКЕА » Бертиля Торекуля и « Ингвар Кампрад и его ИКЕА: шведская сказка » Томаса Шёберга. Последняя в основном посвящена прошлым нацистским симпатиям Ингвара и пытается представить доказательства, что он был активен гораздо дольше, чем признает это. В книге Торекуля, написанной по заказу, тоже говорится об истории с нацизмом, и довольно много. Поэтому очень даже возможно, что в какой-то степени Шёберг прав.

Кампрад прячется за своей забывчивостью. Вместе с тем, как я уже говорил, у него феноменальная память, которая хранит очень давние события. Думаю, что обороняться таким вот образом его заставляет стыд.

Когда после выхода книги Шёберга Ингвар подвергся большим нападкам и его накрыло так называемой второй нацистской волной, он был по-настоящему потрясен. Он покаялся и попросил прощения за шесть лет до этого, когда впервые стало известно о его пронацистских настроениях. Он честно попытался открыть архивы и выложить на стол все карты. Но этого оказалось недостаточно. Во время всех этих нападок он часто звонил мне; несколько раз мы виделись. Ингвар почти плакал, поскольку задели самые интимные стороны его души. В воздухе раздавались проклятия, и люди в его непосредственном окружении поворачивались к нему спиной, словно были не в силах разделить тот позор, который он снова должен был навлечь на себя.

Что касается этой печальной истории, то я убежден в следующем. Сейчас Ингвар не питает никаких симпатий ни к неонацизму, ни к фашизму. Я не слышал даже слабых намеков на это. Ингвар отнюдь не антисемит, я бы даже сказал, что наоборот. Он рассказывал много забавных случаев о начале 1960-х гг., когда помогал польским евреям-эмигрантам или евреям, нуждающимся в деньгах. К коллегам-евреям он питает слабость, и некоторые из них входят в число его фаворитов. Почему, я не знаю, – может быть, таким образом он хочет загладить свои ранние прегрешения.

Ингвар вырос в крайне авторитарной семье немецкого происхождения. Его бабушка по отцу была настроена более чем пронемецки и установила в семье матриархат. По словам моего покойного коллеги Лейфа Шёё то, что отец Ингвара Феодор – закоренелый нацист, было известно всей округе. Порка и промывание мозгов были обычным делом на хуторе Эльмтарюд, как и почти повсеместно в 1920-е и 1930-е гг. Наверняка ребенку было непросто выбраться из этой эмоциональной нищеты без существенных потерь. Определенно плохо, что в конце 1950-х Ингвар, на что не без оснований указывает Шёберг, был нацистом или, во всяком случае, фашистом. Но, по-моему, он еще тогда прекратил заниматься этими глупостями, чтобы никогда к ним больше не возвращаться.

(В скобках отмечу, что Феодор принимал активное участие в работе ИКЕА вплоть до конца 1960-х, увольняя людей направо и налево в зависимости от настроения. Даже Ингвар не мог совладать с его сумасбродством. Запомните это, ибо история повторится.)

Но больше всего Кампрад славится своей безграничной жадностью. Более или менее выдуманные байки о его скупости почти так же распространены в ИКЕА, как истории о композиторе Бельмане среди патриотичных шведов. Кто не слышал, как Ингвар в кафе самообслуживания набивает карманы пакетиками с солью и перцем, хотя богат как тролль? Или что ближайшие сотрудники Ингвара буквально заставили его пересесть со старого-престарого «вольво», потому что ездить на нем стало опасно? Даже если доля правды в этих рассказах незначительна (или скорее ничтожная), это неважно. Суть в том, что Ингвару удалось создать именно такое представление о самых главных чертах своего характера.