Мейсон Карри - Режим гения. Распорядок дня великих людей

«Я никогда не прибегал к наркотикам или алкоголю, – вспоминал Бергман. – Максимум, что я себе позволяю, – стакан вина, и этого мне вполне довольно для счастья».

Ему также была «совершенно необходима» музыка, причем самая разнообразная, от Баха до Rolling Stones. С годами он потерял сон, спал не более четырех-пяти часов за ночь, и ему стало труднее работать режиссером. Однако даже после того, как в 1982 г. принял решение уйти из большого кинематографа, он продолжал снимать телефильмы, ставить пьесы и оперы, а также писать пьесы, повести и мемуары.

«Я всю жизнь работал, – говорил Бергман, – а работа – словно поток, разливающийся по пейзажу твоей души. Она спасительна, ибо многое уносит с собой, очищает. Если б я не работал постоянно, я бы сошел с ума».

[16]

В 1971 г. французский журналист посетил Фельдмана в маленькой деревушке в часе езды от Парижа. Американский композитор уединился там на месяц, чтобы поработать.

«Я живу здесь отшельником, – сказал ему Фельдман. – Встаю в шесть утра, сочиняю до одиннадцати, и на этом рабочий день заканчивается. Выхожу, гуляю, гуляю часами без устали. Макс Эрнст [17]живет неподалеку. Кейдж [18]тоже наведывается. От всякой прочей деятельности я отрезан. Как на меня это влияет? Прекрасно влияет… Но я не привык иметь столько времени, столько досуга. Обычно я творю посреди шума, множества дел. Знаете, я ведь всегда занимался чем-то еще кроме музыки. У родителей имелся бизнес, и я разделял их тревоги, их жизнь…

Потом я женился, жена была увлечена работой, уходила на весь день. Я вставал в шесть утра, отправлялся за покупками, готовил, убирался, работал как сумасшедший, а вечером приходили друзья (у меня было огромное количество друзей, я толком и не понимал откуда). Так прошел год – и ни единой ноты!»

Чтобы выделить время для сочинения музыки, пришлось прибегнуть к стратегии Джона Кейджа. «То был лучший совет, какой я когда-либо в жизни получал, – рассказывал Фельдман, выступая перед аудиторией в 1984 г. – Кейдж говорил, что имеет смысл, поработав какое-то время, остановиться и просто переписать уже написанное. Потому что пока ты переписываешь, ты продолжаешь думать и в голову приходят новые идеи. Так я теперь и работаю. И это замечательно, это просто чудо – связь творчества и переписывания».

Важную роль играют и внешние обстоятельства – «правильная» ручка, удобное кресло. В статье 1965 г. Фельдман писал: «Иногда я хлопочу только о том, чтобы обеспечить себе все те жизненные условия, в которых я смогу работать. Годами я твержу: дайте мне удобное кресло, и я посрамлю Моцарта».

В 1781 г., тщетно проискав несколько лет места при дворе какого-нибудь европейского владыки, Моцарт принял решение поселиться в Вене в качестве свободного музыканта и композитора. Для человека с талантами и репутацией Моцарта в столице открывалось множество возможностей, но ради заработка приходилось крутиться непрерывно, разрываясь между уроками игры на пианино, концертами и визитами к богатым покровителям. К тому же Моцарт ухаживал (под неодобрительным взором будущей тещи) за своей невестой Констанцией Вебер, и в итоге для новых сочинений у него оставалось едва ли три часа в день. В 1782 г. он подробно описал в послании сестре эти лихорадочные венские дни:

«К шести утра я уже причесан, а к семи – полностью одет. Я сочиняю музыку до девяти, с 9.00 до 13.00 даю уроки. Затем я обедаю, если только не получаю приглашения в дом, где обедать принято в два или даже в три часа дня, как, например, сегодня и завтра – у графини Зичи и у графини Тун. До пяти или шести часов вечера у меня нет возможности приняться за работу, да и тогда зачастую надо идти на концерт; если же я свободен от концерта, то сочиняю до девяти. После этого я отправляюсь к моей любезной Констанции, хотя радость свидания почти всегда отравляет ее мать своими жестокими замечаниями… В половину одиннадцатого или в одиннадцать я возвращаюсь домой – раньше или позже, зависит от количества стрел, выпущенных ее матерью, и от моей способности выстоять. Поскольку я не могу рассчитывать на возможность поработать вечером, ибо концерты отнимают время, а также меня могут в любой момент вызвать туда или сюда, я завел обычай (в особенности, когда возвращаюсь домой не слишком поздно) сочинять еще немного перед отходом ко сну. Итак, я пишу до часу, а в шесть часов уже снова на ногах».

«При таком количестве дел, я порой уже не знаю, стою ли я на ногах, или на голове», – писал Моцарт отцу и, в общем-то, не преувеличивал. Несколько лет спустя, явившись навестить сына, Леопольд Моцарт убедился в том, что жизнь «свободного художника» и впрямь нелегка. Он написал домой: «Я не в силах передать эту суету и беготню».