Евгений Связов - Последний вылет

Они, эти выродки цивилизованного Человечества, с ихними животными манерами, вечно воняющие этой мерзкой травой, дымом которой они разрушают не только свои легкие, но и легкие более полезных обществу индивидуумов, с этой стирающей все границы между приличиями и животными инстинктами жидкостью, с этим их шумом, расшатывающим ценные высокоразвитые нервные системы умственных работников и с этими их опасными железками, за попытку отобрать которые, они как дикие звери, убивают прямо руками, и которые ничего не умеют, кроме как убивать, эти животные в облике человека, смеющие называть себя Имперские Легионеры подлежат поголовному перевоспитанию или стерелизации и отделению не только от общества в целом, но и от себе подобных…

(Из доклада Спецкомисии Министерства Воспитания и Перевоспитания Личностей Верховному Совету Народной Галактической Федерации по так называемой Империи Свободы)

Он отпрыгнул на тротуар, уворачиваясь от лимузина с дрыгающимися правительственными флажками. Брызнувшая из под колес лимузина окатила его ботинки. Послав плевок в заднее стекло лимузина, он подумал о толстых говнюках, потеющих от страха на заднем сидении лимузина. Прилизанные волосёнки, толстые пальцы, унизанные кольцами, вцепившиеся в чемоданы наворованных денег. Эти мешки жира сейчас протаранят толпу рабочих с семьями, осаждающих космопорт в тщетной попытке улететь и, подрулив к какой-нибудь частой яхте, дунут куда подальше, подставив под эмоглушилки Внешних тысячи тех, кого они успели ограбить.

Он пожалел, что у него нет бластера. Это уже давно вошло у него в привычку – жалеть, что нет бластера или хотя бы автомата.

Щелкнув обрубком безымянного пальца по рукояти Имперского Тесака, он еще раз сплюнул и побрел по улице. Улица, как и весь город, была безжизненна. Каждый, кто мог двигаться, штурмовал космопорт.

Все пытались убежать, от Внешних, чей флот мог появится у станции в любую минуту. Он, никогда не убегал, не собирался убегать и в этот раз.

Угрюмо пиная разную частную собственность, превратившуюся в связи с нашествием в мусор и устлавшую улицы, он шел куда-то мечтая найти пивка и пропустить последнюю кружечку-другую-пятую. Пива, конечно же, нигде не было, причем уже лет пять. Но больше, чем об отсутствии пива, он сожалел о том, что у него нет истребителя, хотя бы учебного. Сделать несколько тысяч вылетов, пройти сотни боев, сбить несколько тысяч целей и сдохнуть на земле?!?

Тьфу!!!

Сплюнув, он пнул кипу каких-то бумаг, разлетевшихся по всей улице и замер, уловив в обычно стерильном воздухе слабые следы какого-то почти забытого, но до зубной щекотки знакомого запаха.

Табак!

Он не курил с тех пор, как Министерство воспитания десяток лет назад после запрета на спиртное наложила запрет и на курение.

Где табак, там и пиво.

Захваченный без сопротивления радостным предчувствием, он послюнявил палец и прикинул, откуда тянет ветерок, созданный поломкой нескольких вентиляторов, обычно вытягивавших под потолок вонь пятисот тысяч тел, которые, несмотря на все усилия Министерства воспитания, продолжали вонять. Определив направление, он свернул с главной улицы и пошел широким быстрым шагом, пытаясь утихомирить радостное волнение и убеждая себя, что ему показалось.

Но запах становился все четче, а когда через несколько кварталов в шум толпы у космопорта вплелись какие-то другие звуки, он не выдержал и перешел на легкую рысцу. Пробежав немного, он почуял эм-волну, и от неожиданности споткнулся и упал. Где-то недалеко играла нефильтрованная, – тактическая – запись Metallica.

Спец команда Министерства Воспитания пять лет охотилась за всеми нефильтрованными записями. Безуспешно.

Он вскочил и рванулся вперед, на волну. Квартал переместился за спину. Прятавшаяся за углом музыка ударила в уши. Глаза захватили распахнутую дверь на другой стороне улицы. Из двери лились дым и металл.

Не останавливаясь, он завернул так, что пластик подошв древних ботинок жалобно скрипнул о метал покрытия улицы и устремился к двери.

Прыжком преодолев десяток ступеней крыльца, он перешёл на шаг и зашёл внутрь. Он успел разглядеть, что внутри кто-то сидит за столиками, после чего картину заслонила небритая фигура с наведенным на него бластером.