Года три он просидел наверху безвылазно, а на четвёртый к нему присоединилась рыжая кошка Марыська, отчаянно вопящая с перепугу. Окунь кинулся искать дорогу, по которой она пробралась, и обнаружил, что верхние ветки одного из деревьев, незаметно подросшего за эти годы, находятся в метре от крыши. На них, страстно завывая, покачивался чёрный кот, плотоядно глядящий на Марыську. Крышевой швырнул в него горстью гравия, взял кошку под мышку и прикинул расстояние для прыжка…
*
Когда Марсик выздоровел и мы с ним начали гулять по вечерам, Окунь познакомил меня с Маликой. У куклы были жилищные проблемы: как раз в это время на нашем квартале сносили гаражи, и она рисковала остаться без убежища.
– Вот я и подумал, – объяснил нам крышевой, – может она, в случае чего, у тебя поживёт?
Ответом ему были два «нет» – возмущённое Малики и испуганное моё.
– Ну, принцесса у нас самостоятельная, – пожал плечами Окунь, – а ты-то что?
– А я боюсь, – честно признался я. Для этого, между прочим, тоже нужна смелость.
– Меня? – польщённо склонила лысую головку набок Малика.
– Читала бы столько ужастиков, как я, сама бы себя боялась. Живая кукла – это же классический монстр-убийца.
– И что она может сделать? – скептически хмыкнул крышевой.
Я начал загибать пальцы.
– Задушить меня своими маленькими, но сильными ручками – раз. Воткнуть мне в глаз спицу – два. Бросить в ванну включённый фен – три, только фена у меня нет…
– Ой, всё! – замахал он на меня руками. – Писатель, блин…
Малика выглядела довольной. Впрочем, решения она не изменила.
– Не хочу ни от кого больше зависеть, – отрезала она. – Не надо мне жилья из милости. В крайнем случае, в арыке буду жить. Или норку вырою.
В итоге гаражи возле моего дома так и не снесли, принцессе повезло. Да и нам, в общем-то, тоже: есть куда пойти вечером. Прямо по Достоевскому.
*
– Ну как? – с надеждой спрашиваю я, поднимая глаза от светящегося экрана. Перед глазами моментально пускаются в пляс цветные пятна, не позволяя увидеть в темноте хоть что-нибудь.
– Жуть, – доносится из-за пятен голос Малики.
– Ага, – одобрительно добавляет крышевой, – очень жизненно получилось.
Некоторое время мы молчим.
– Слушай, Жень, – нерешительно начинает Окунь, – тебе не кажется, что это неправильно?
– То, что труп Алламриэля съели крысы? – мысленно я всё ещё в рассказе. – Да уж, светлым будет тяжело его опознать. Надо хоть кусочек оставить…
– С тобой неправильно, балда! – рявкает Окунь. – Ты на себя посмотри! Молодой парень, а сидишь сутками дома, даже девушку не завёл. Общаешься только с куклой, котом и со мной. Это же ненормально!
– Ну, во-первых, я постоянно разговариваю с людьми на форумах, – обижаюсь я. – И каждые две недели к шефу за зарплатой езжу. А во-вторых, если я вам надоел со своими рассказами, так и скажите.
– Да нет же, – подаёт голос Малика, – ты чего? Отличные рассказы, и ты нам вовсе не надоел. Просто мы за тебя переживаем.
– Всё со мной в порядке, – отмахиваюсь я.
– А нам кажется, что тебе одиноко, – говорит она, склонив головку в платке набок. – Я не знаю, во что играют взрослые, но, может, тебе стоит попробовать? Вдруг понравится…
– Во что они играют, мне известно, – начинаю злиться я. – В алкоголь и дурацкую болтовню – в лучшем случае. А про то, что бывает в худшем, пусть тебе Окунь расскажет. Ты думаешь, с ними страшно интересно? У большинства разговоры про девчонок, или кто какое кино посмотрел, или кто что купил. А когда встречаются умники, то ещё хуже. Затеют философский спор на три часа, а потом выясняется, что они просто одну и ту же вещь называли по-разному. Вот ништяк, да?
Я раздражённо спихиваю с колен Марсика, который как раз в этот момент вздумал выпустить когти.
– Ты понимаешь, что я в принципе так не хочу? И не могу. В то время, когда они пьют пиво, я работаю. Может быть, то, что я пишу – ерунда и никому не нужно. А может, у этого есть будущее. Откуда мне знать? Я всё равно буду это делать, просто потому, что оно у меня получается. И я ни о чём не жалею. У меня нет друзей, зато есть миры, созданные мной…
Внутренний редактор укоризненно качает головой, и я смущённо замолкаю. Действительно, пафос зашкаливает. Писатель, называется…
Окунь и Малика тоже молчат, отводя глаза. Всем неловко. Только Марсик плевать хотел на наши высокие чувства – развалился под бревном и вылизывает заднюю лапу, задрав её над головой.
– А хочешь, я тебе запятые правильно расставлю? – робко предлагает кукла, и я понимаю, что это разновидность извинения.
Читать дальше