Генрих Бардини - «Картошки еще сыры…»

— Ну и какая польза? — позволил себе усомниться Санек.

— Какая — какая! Я могу сотворить все, что угодно! Если это никому не помешает. Вот, допустим, сижу я дома, а мне захотелось шоколадку. Сию минуту! Или мебельный гарнитур. Или копию «Ночного дозора» Рембрандта. Подлинник — нельзя, а вот копию — пожалуйста, причем любой эксперт примет ее за подлинник! Поначалу… Потому что там обязательно будет изменена какая-то микроскопическая деталь, — вздохнул Иван, — как они объяснили, во избежание недоразумений…

— Ну и что толку? — никак не мог угомониться Санек. — Шоколадку можно купить, мебель тоже, копию картины заказать. Так и так башлять придется.

— Придется, а как же! Да еще и подороже: за доставку, за срочность.

Солнце опускалось, однако жарило еще сильней. Разомлевшие друзья замолчали. Саньку хотелось возражать и спорить, но он лишь вяло глотнул минералки, которой оставалось на донышке, и спросил:

— Ну объясни ты мне, дураку, как ты можешь использовать свой дар? Приспичило тебе шоколадку, так сходи и купи, ларек у тебя рядом с подъездом. Дешевле и выйдет. Назови мне причину, где требуется волшебство. У нас все есть. Ведь не в двадцать же первом веке мы живем. Что-то не ладится с отношениями, но манипулировать людьми так и так безнравственно. Ну?

«Вот так речь толкнул Санек, — апатично подумал Иван, чувствуя, как плавятся мозги от солнечного жара. — Не схватить бы удар… Как-то длинновато он выразился, даже витиевато. Вот что делает с человеком погода. М-м-да, расклеился разговор…»

— А! — лениво сказал Иван, подавив разом одновременные приступы икоты и зевоты. — Вот смотри, Саня. Допустим, увидел ты красивую барышню. А?

— Ба-арышня… Барышня — это хорошо.

— Ну вот. Подходишь ты к ней и думаешь: как бы познакомиться?

— А чего там думать… — Санек зевнул. «Вот гад! — подумал Иван. — Он зевнул! »

— Это ты на словах такой мачо. — Сонливость вроде бы отпустила Ивана, и он опять ощутил потребность говорить что-то умное. — А на деле ты, конечно, за словом в карман не полезешь, но наговоришь ей такой хрени, что бедняжка три ночи спать не будет, то есть будет, но с кошмарами.

— Это от любви ко мне. С первого взгляда.

Теперь смеялись Иван и Клиффорд, правда, не так, как Санек.

— А вот, что я сделаю! Я скажу, что я — кудесник, и выну из кармана цветок! А потом — живого цыпленка! А потом…

— Ириску, — съязвил Санек. — В золотом футлярчике. И она навеки твоя.

Лежавший Клиффорд приподнялся на локте:

— Ладно. Расскажи, как это было. То есть, как тебя научили.

— Ну как — очень просто. Запихали в какой-то саркофаг, похожий на анабиозную камеру, что-то там включили, я полежал минуты две, потом выбрался оттуда. Чувствовать я почти ничего не чувствовал, только вроде в голове какие-то пауки бегали. Я даже не понял, приятно это или нет. Скорее, все-таки, нет.

— Пауки, — задумчиво сказал Клиффорд. И сорвал еще одну былинку.

— Наш звездопроходец не совсем корректно выражается, — внес ясность Санек. — Это были не пауки. Это были тараканы. У нашего дорогого друга завелись тараканы, ты понимаешь, Клифф? Я, конечно, не возьмусь утверждать, что он вовсе не летал, а сидел на даче с отключенным телефоном и почитывал старинную фантастику, нет, просто его корабль попал в смертельно опасное чушь-поле, в котором в изобилии водятся тарака…

Санек внезапно осекся: никогда еще не видел он своего закадычного друга настолько серьезным.

— Вот что, кудесник. — Клиффорд помахал зеленым огрызком. — Чудо ты мое о двух ногах, но без перьев. Можешь ли ты сделать, о великий, чтобы стало прохладно? Думаю, ничьи интересы это не ущемит.

Иван царственно воздел руку к небу (вторая рука приподнялась чуть-чуть, так как он лежал на боку), но в этом жесте было и что-то недоумевающее — как же я сам не догадался? Немногочисленные кучевые облака, до сих пор старательно облетавшие солнце, внезапно стали группироваться, окружили светило, и закрыли его. Подул прохладный свежий ветер. Хорошо…

Клиффорд внимательно смотрел на небо и к чему-то принюхивался. Казалось, он пытался раскусить трюк фокусника, но придраться было вроде бы не к чему.

— Это не все, — сообщил Иван, извлекая из сумки бутылку. — Кажется, кто-то хотел добавить? А, Санек? Да и ты, Клиффорд, не прочь?

Клиффорд медленно опустил взгляд с того места, где было солнце, и сфокусировал его на пол-литровой емкости в руках Ивана. При пасмурном свете полная бутылка смотрелась иначе, нежели при солнечном; исчезло некое волшебство игры бликов, хрустальный эликсир познания смысла жизни превратился в банальный водный раствор этилового спирта. Санек удовлетворенно крякнул, рефлекторно дернувшись за стопкой, но что-то заставило его повременить; Клиффорд, посмотрев на бутылку, взглянул Ивану в глаза: