Александр Житинский - Спросите ваши души

Вот в этом месте было немного не по себе.

– Меня экипаж переехал, да-да, пароконный, как сейчас помню, я за мячиком побежал… Мамаша недоглядела за ребенком, – рассказывал довольно древний старик, девятнадцатого года рождения.

Естественно, сеансы эти никак не протоколировались. Клиенты прекрасно помнили, что они о себе наговорили, так что, в случае чего, могли предъявлять претензии только себе.

И все равно некоторые уходили обиженными, когда выясняли, что в прошлой жизни они были кроликом или луком репчатым. А одна красивая и молодая барышня, узнав, что ее бессмертная душа обитала в бабочке-моли в гардеробе на Большой Зеленина, расплакалась и убежала, не дожидаясь конца сеанса.

Там ее и прихлопнули, на Большой Зеленина, двадцать три года назад. Ей бы радоваться, что ее душа обрела наконец такую совершенную и, прямо скажем, сексуальную форму, значительно более эффектную, чем какая-то моль, а она плачет!

И вся эта рутинная, однако, приносящая барыши работа, продолжалась месяца два, пока не произошло следующее.

На сеанс записалась тетка лет пятидесяти, брюнетка, кудрявая, с толстыми губами, по виду несколько скандальная, нервная. По профессии преподаватель черчения в каком-то колледже.

Сразу было видно, что у нее проблемы в личной жизни. И заключаются эти проблемы в том, что личной жизни нет.

Она терпеливо дождалась очереди, правда, заходила пару раз справляться, все ли идет по плану, и несколько волновалась.

– Я от этой процедуры многого жду, – ни с того ни с сего интимно призналась она мне.

Я же не видел в этой процедуре ни малейшего интереса.

И сильно ошибся, как вскоре выяснилось.

Когда настала ее очередь, тетка явилась накрашенная и завитая, при параде, ее усадили на стул (к этому времени мы уже знали, что зовут ее Калерия Павловна), вошла Си, стандартно настроилась, ввела клиентку в паранормальное состояние и проворковала:

– Я хотела бы знать, кто вы? Как вас зовут?

И тут Калерия Павловна бухнула:

– Иосиф Виссарионович Джугашвили.

Да, именно так она и сказала, ядрён батон.

Си поперхнулась. Я даже понял, каким словом она поперхнулась. Его шепотом выговорил Костик, так что я услышал.

Последовала пауза. Ну, не спрашивать же ее или его, где он живет, кем работает и когда умер? Что вообще можно спросить в такой ситуации?

Си набрала побольше воздуха и спросила, глядя тетке Сталин в глаза:

– Жалеете о содеянном?

– О чем мне жалеть? – раздумчиво, с небольшим акцентом начала Калерия Павловна. Ей очень не хватало трубки в руках. – Ми знали, на что идем. И ми своего добились. А какой ценой – об этом пусть судят потомки.

– Да уже осудили, будьте уверены, – сказала Сигма.

– Ви думаете? – спокойно сказала тетка Сталин.

– Расскажите, кто Кирова убил? – вдруг спросила Сигма.

– Николаев его убил. Слушай, зачем детские вопросы задаешь? Об этом в «Истории ВКП(б)» четко написано, – сказала Калерия Павловна недовольно.

Сигма явно растерялась, да и мы тоже.

Она взглянула на часы и сказала:

– Спасибо. К сожалению, наш сеанс окончен.

И выскочила из зала.

Калерия Павловна подобрала свою сумку и проследовала к выходу. Значительности в ней стало на порядок больше. А может, нам так показалось.

Когда мы вышли в магазин, Калерия Павловна как ни в чем не бывало расплачивалась со Шнеерзоном. Он ей выбил чек в кассе на тысячу рублей, и тетка Сталин удалилась, весьма довольная.

– Я как-нибудь к вам зайду, – пообещала она.

– Заходите, всегда вам рады, – улыбался вслед Шнеерзон.

Как только за теткой Сталиным закрылась дверь, Костик подошел к Шнеерзону.

– А вы знаете, кем она была в прошлой жизни? – небрежно спросил он.

– Наверное, акулой. Есть в ней что-то хищное, – улыбнулся Шнеерзон.

– Вы почти угадали. Она была Сталиным.

– Кем? – Шнеерзон побледнел.

– Иосифом Виссарионовичем.

– Где Си?! – взвизгнул Шнеерзон и кинулся в подсобку, а мы побежали на склад.

Си нигде не было. И тогда я, нарушая инструкцию, запрещавшую мне покидать пост, побежал в «Инкол».

Си сидела за столиком и курила. Перед нею стоял почти допитый графинчик водки и рюмка.

Он подняла на меня глаза.

– Вот так, Джин. Доигралась.

– Да что ты… Ну, подумаешь… – неуверенно сказал я.

Я подсел к ней и обнял за плечи, а она положила голову на мое плечо и заплакала.

– Бля, что же я наделала… – шептала она.

Вот что было странно: мы все чувствовали, что произошло нечто непредсказуемое и опасное, но на самом деле – почему нам так казалось? Что особенного произошло?