Встрепенулся Мундыч, ожил.
— А стажировка такая… — с удовольствием начал он. — Сидим это мы, скажем, в ихнем полицейском участке, вызова ждём. Если вдруг что серьёзное случится…
— А если несерьёзное?
— Ну, если несерьёзное, беспилотнички и без нас справятся.
— Как?
— Кусаться начинают. Я, покуда к законам ихним не привык, весь в сыпи ходил…
— Ты ж говорил: они не кусаются!
— Н-ну… так это поначалу, пока меня на учёт не поставили…
— Чо? Прям до крови кусают?
— Да нет… На самом-то деле они даже и не кусаются вовсе — так… током бьют слегка.
Переглянулись мы с Петькой — опять про мошку вспомнили.
— Сидим, короче, ждём. Делать, сам понимаешь, нечего. Бывало, соберутся вокруг меня сослуживцы мои, кураторы, просят: «А скажи что-нибудь по-вашему…»
— Ты ж говорил: у них там вслух ничего нельзя…
— Нельзя… — соглашается Мундыч. — Ну так ведь полицейский участок — все свои, никто не стукнет… «Замучитесь пыль глотать, — говорю с выражением. — А то в сортире замочим!» И сразу лица у всех — мечтательные-мечтательные. Чувствуют, падлы, какую красоту утратили… какой мелодичный язык потеряли…
— А если вызов?
— Ну вот я как раз и хочу про первый свой вызов рассказать, а ты всё перебиваешь… Вякнул сигнал, диодики замигали. Где-то там какая-то улика важная обнаружилась. Прямо на тротуаре валяется. Координаты такие-то и такие-то. Подхватились мы — и на выход…
— На геликоптер какой-нибудь? — с завистью предположил Петька.
— Ка-кой геликоптер? — презрительно осадил его Мундыч. — Дороги — электромагнитные, штаны — ферромагнитные! И до места преступления — со свистом, по воздуху, как на салазках. Без машины, без ничего…
— Клёво…
— Это, когда привыкнешь, клёво! А поначалу, доложу я тебе, Петенька, жуть берёт. Представь: шоссе! Ни разметки на нём, ни светофора… А навстречу впритирку к полотну дурики вроде тебя летят. Абы как! Со свистом! Вмажешься в кого — и всё! И в холодильник…
— Часто сталкиваются? — опасливо спросил я.
— В том-то, и штука, что никогда! В штаны-то ещё и лоцман встроен.
— У каждого?!
— У каждого. А управляются общим гаишным компьютером. Он-то всех и разводит, понял? Кого надо — притормозит, кого надо — ускорит.
— Ну вас-то, наверно, не тормозили?
— Да я думаю! Пять минут — и всё! И на месте! Прибыли… Урна. Возле урны улика валяется. Окурок. Наш старшой — к нему. Присел на корточки, ткнул пальцем в асфальт… Вернее, не асфальт, у них там из чего-то другого тротуары делают… Бац — клавиатура!
— На тротуаре?!
— Ну так шоссе и есть общий гаишный компьютер! И тротуар тоже… Обвёл старшой окурок пальцем, запросил экспертизу. И ты не поверишь: выскакивает прямо под ногами и фамилия того, кто улику оставил, и адрес, и портрет, и где сейчас находится, и всё что хочешь… Мы — туда! Брать…
В горле у Мундыча пересохло — пришлось промочить. Промочив, помрачнел, стал головой мотать.
— Но брали его — жестоко, — признался он. — Мордой в тротуар, чуть руки из плеч не вынули… У нас — и то человечнее берут.
— Круто, — оценил Петька. — А за что его так?
— Вот и я тоже не понял, — оживился Мундыч. — Чего ж он такого натворил, думаю. И что оказалось… Вы не поверите! — вскинул глаза и обвёл нас наивным младенческим взором. — За окурок и взяли, — горестно молвил он и, достав из-под плоской засаленной подушки пачку сигарет, чиркнул зажигалкой.
— Да ну… — не поверил я.
— Две статьи на нём было… — глуховато поведал Мундыч между затяжками. — Во-первых, наносил вред своему здоровью, во-вторых, мимо урны бросил…
— Ни фига себе… — потрясённо выдохнул Петька. — И на сколько его за это закрыли?
— Ни на сколько, — меланхолично отозвался Мундыч, подливая пива в стакан. — Обмерили, взвесили и отпустили…
— А если второй раз на том же поймают?
— Обмерят, взвесят и отпустят… У них только так. А нас они за варваров держат, говорят, что мы преступников мучаем: в тюрьму сажаем. Зато ихние опера при задержании своё навёрстывают. Два ребра тому сломали, чей окурок… А не наноси вред здоровью!
— Слушай, а чего она кончилась? Оттепель эта…
У Мундыча отвисла губа, глаза остекленели. Я уже решил, что сейчас всхрапнёт, но ветерана хроноразведки так просто не свалишь — крепкий народ.
— Оттепель?.. — озадаченно повторил он, словно впервые слыша это слово. — Оттепель… да, кончилась…
Хотел погасить сигарету в старой консервной банке, но не догасил — всхрапнул и прилёг навеки. То есть до вечера.
Читать дальше