Наталья Рывкина - Если у блондинки проблемы с головой и два автомата – это не ее проблемы, или Мечты массового поражения

А мобилизованная молодежь действовать начала по накатанной: тут же составила петицию. Петицию, обращенную ко всему научному коллективу и призывающую бойкотировать свежеоткрытое заведение. И пошла с ней по Институту. И начала, разумеется, с Замятина. А Замятин подписал. Ему, мол, как интеллигентному человеку глубоко противна дискриминация и нарушение прав человека. Это ж выдумать надо такое, в Зоне, да про мутантов, да права человека… а про права зомби он ничего не хочет сказать?

И вот ходили энтузиасты хреновы по институту с этой бумагой, где на первой странице была размашистая подпись ихнего всеобщего шефа. И что бы вы думали? Подписывали потенциальные клиенты, как миленькие! Естественно!

Нет, довольно много народу не подписало. Включая людей совершенно неожиданных. Витька Конев, например, не подписал. Куда хочу, говорит, туда и буду ходить. А на начальство я, Витька Конев, плевал аж с самого верхнего пласта аномалии «Фанера на Парижем». Но ведь не ходит. Не хочет и не ходит. Скучно, мол, у тебя. А мутанты ему не мешают. На мутантов он, Витька Конев, плевал. Оттуда же. С верхушки «Фанеры над Парижем».

И профессор Северцев не подписал, что уж ва-аще удивительно. Если, говорит, люди боятся мутантов, пусть, говорит, у них будет свой кабак. А Крысуле надо быть снисходительнее к человеческим слабостям, тем более что сама она, как минимум, не ангел. Так ведь он тоже не ходит, он же мутантов не боится.

Виктор Васильевич, как всегда. Ни нашим, ни вашим. Далек он, понимаете, от этой проблемы, и в кабаки он, Виктор Васильевич, не ходит как занятый человек… разве что так, заглянет на минутку. Да и вообще занятие это неинтеллектуальное, и он, Виктор Васильевич, этого занятия выше.

Военные? Им, конечно, на петицию это самое… причем, диарейно. Но они ходят туда, куда ходят институтские лаборанточки-аспиранточки. Лучше с мутантами и с девочками, чем без мутантов, но и без девочек.

Так что контингент его составил человек пятнадцать. Сами-то как думаете, это может окупить содержание кабака?

Серега переделал черный ход во второй вход. А там двор и глухой тупик рядом, очень даже можно пройти незаметно. Дело стало немного налаживаться, но неделю назад на асфальте около этого второго входа появилась крупная белая надпись: «Улыбайтесь, Вас снимает скрытая камера».

Серега пожаловался в администрацию. Вызвали Крысулю, и она пришла, даже живая. Да, надпись – ее работа, согласилась Крысуля с милой улыбкой. Да, устанавливать скрытые камеры противозаконно. Абсолютно противозаконно. Каждого, кто это сделает, следует примерно наказать. А ее не следует, поскольку камер она никаких не ставила. Она пошутила. А если кто боится собственной тени, то чем виновата она, Крысуля?

В общем, хулиганку оштрафовали за порчу асфальта, а надпись Серега закрасил самолично. И через два дня надпись возобновилась.

– Не я, – твердо заявила Крысуля. – Я два раза одной шуткой не играю. Я им придумаю что-нибудь новое. А насчет камер – не знаю, может, кто и поставил. Говорю же, игра не моя.

Вот так и шла жизнь. Серега, обслужив унылую компанию, налил стакан и себе. Поведение, немыслимое для профессионала, да что уж там. Налил и подсел к столу. И стало ему еще хуже: посиделки, оказывается, были в честь проводов. Коля Кольцов, один из постоянных и надежнейших клиентов, менял работу и переезжал в Пионерск. Еще одним клиентом меньше.

– Все, хватит! В гробу я видал здешний бардак. И уродов этих, и Замятина-паскуду и Крысулю – морду наглую! Все скопом пусть провалятся. Поживу теперь пусть и не на Большой Земле, но хотя бы в более-менее нормальном городе. Там порядок, – разглагольствовал Коля.

– Кстати, о Крысуле… Меня тут предупредили, ты, Серега, будь готов… Крысуля, стерва, мириться надумала.

– Это с чего бы вдруг?

– Да, говорит, прав Северцев. Вняла, мол. Жестока была к убогим, – объявил Володя Сноб, выделив последнее слово с мрачным сарказмом, – регулярно будет теперь заходить в Ломтик. В виде зомби. И каждого посетителя обнимать и целовать в знак примирения и дружбы.

Все хором застонали, представив себе эту прекрасную перспективу.

– Вот, значит, какая она, эта ее новая шуточка, – потерянно сказал Серега. – Это – хана.

– Лично я теперь буду по вечерам ездить в Пионерск, – твердо сказал Петр Иваныч. – Даже институтский бар при всей своей занюханности и то… пользуется, в общем, спросом у элементов. Моду взяли, оболтусы, водить туда всяких уродов по товарно-транспортным накладным. Да еще и соревнуются, заразы, кто эту бумагу посмешнее сочинит. Бардак!