Сгреб ключи и бросил их в рюкзак. Туда же полетели старая рогатка, отобранная в школе четыре года назад у Митьки Крылова и неработающая зажигалка «Зиппо» с тисненым портретом президента Джексона. Это я еще в институте купил, когда на них мода пошла. Как в курилку не зайдешь, обязательно кто-нибудь «Зиппо» чиркает. Правда, сам я чиркал недолго. Моей зиппы хватило на одну заправку, потом кремень кончился, фитиль истлел. Так и валялась без толку. Так, а это что такое? Надо же, гербарий! Откуда он здесь? О, господи, это же Леночки Лужиной – отличницы из пятого класса. Я обещал его на стенде разместить, как лучшую работу, а потом потерял. Всю школу перерыл в поисках, а он вот где. А Леночка-то как плакала, как убивалась. Маленькая такая, с косичками, глазищи голубые, и из них слезы в два ручья. Уж и не помню, как я ее успокоить смог. Да, маленькая, с косичками. А теперь такая деваха вымахала, грудь из-под блузки так на уроках выпирает, что я, старый греховодик на странных мыслях себя ловлю. В рюкзак гербарий!
А вот эти часики мне очень даже знакомы. Принадлежали бывшему бухгалтеру нашего совхоза Ольге по прозвищу Шалава. Эх, хороша девка! И погулять, и поржать, и в делах амурных большая мастерица. Мы с ней как-то сразу подружились, два сердца одиноких в этой чертовой глуши, навещала она меня порой тоскливыми осенними вечерами. Это у нее тогда браслет на часах оборвался, очень уж мы камасутрой увлеклись – я у доктора Менгеле на два дня книгу выпросил. Вот и накувыркались. Я все порывался браслет починить, чтобы хозяйке вернуть, да как-то не собрался. Нынче эти часики Ольке ни к чему. Она теперь в Москве, фирмой своей командует, у нее часики теперь такие, что мне год работать – не купить. И что ж мне теперь с этими часиками делать? В рюкзак!
Больше ничего путного в ящике не обнаружилось. Только кулек с конфетами «Коровка», чеки и бумажки, какая-то коробка с зубным порошком, исписанные стержни, комсомольский значок без застежки. Значок я на всякий случай тоже в рюкзак кинул, в кармашек с конем. Свернув газету с отбракованным хламом в кулек, я открыл дверцу печки и все это дело туда засунул. Ничего, сгорит.
«Коровку» решил оставить и бросил обратно в ящик, хотя предполагал, что говяда та отнюдь не юна.
3
Я встряхнул одеяло, застелил его заново и уже собрался было взяться за разбор вещей из чемодана, когда телевизор вдруг ожил. И картинка такая приличная – без всяких помех. Канал «Культура» показывал «Золотую лихорадку» с Чаплиным. О! Фильм в тему! Пусть и старый, немой, черно-белый, но на все времена.
Растянулся на койке, пультом прибавил звук, хохотнул, глядя на «Танец с булочками», и, разомлевший от тепла и принятой кедровки, задремал. И приснился мне сон тоже в черно-белом изображении в стиле немого кино – с театрально резкими жестами и богатой мимикой актеров, с титрами под музыку тапера. Кино, конечно, про них, про старьевщиков.
Место действия – болото. Сельские детишки в коротких штанишках (в детишках я без труда узнал братьев Шкуратовых) на карачках собирают клюкву в лукошки и вдруг натыкаются на светящуюся кочку. Сначала пугаются, потом, осмелев, тыкают в нее палкой.
Кочка светится еще ярче. Удивленные лица детей. Титры как в немом кино: «Надо рассказать взрослым».
Дети убегают в село.
Дети в селе рассказывают про кочку учителю (очень похожему на меня, только с длинными волосами и в старом студенческом сюртуке с тусклыми пуговицами). Руками показывают ее размеры. Титры: «Она светится!»
Дети ведут учителя на болото. Кочка светится. Титры: «Завтра утром принесите сюда старые вещи». «Мы обменяем их на золото!»
Сельская площадь. Учитель, активно жестикулируя, рассказывает сельчанам об увиденном. Руками показывает размер опухоли. Над ним все смеются. Кто-то вертит пальцем у виска. Титры: «Не поверили!»
Местный поп, очень похожий на нашего отца Алексия, мерзко хихикает, тряся жидкой бороденкой, на пару с пузатым, бородатым купчиной в жилетке с золотой цепью. Купчина, без сомнения – Звонарев.
Грустный учитель дома, в бедной избе, очень похожей на мое нынешнее жилище, но без телевизора, что-то говорит жене. Титры: «НЕ ПОВЕРИЛИ!» Учитель вскакивает с лавки: «А мы все равно пойдем!» Учитель срывает с кровати покрывало, бросает его на пол, мечется по избе и сбрасывает старье в центр комнаты. На пол летят какие-то бумажки, чугунки, разная бытовая мелочь, мещанская герань в горшке. Жена учителя в скромном платочке закрывает ладошками лицо и вздрагивает плечами, видимо, плачет от того, что у нее муж такой придурок.
Читать дальше