Андрей Глущук - Путешествие в замкнутом пространстве или Вселенная в унитазе

– Понятно. Это же я тащил тебя полкилометра до финиша.

– А, мальчик с длинными патлами. Кажется, Сережа? – Ни тебе тепла, ни тебе радости. Таким тоном обычно говорят: «Да, помню, прошлым летом изрядно гнуса было на даче. Особенно комаров».

Если кто над кем здесь и издевался, так это она надо мной. Был бы я собакой или морской свинкой, хотя бы общество защиты животных за меня заступилось. Так мучить живую тварь нельзя. Уж лучше сразу пустить на шапку или кожаную куртку. Патлы на первом курсе у меня действительно были отменные. Но Сергеем, почему-то, родители назвать не догадались. Родители не догадались, а у Ольги это вышло. Очень непринужденно, элегантно, мило, небрежно.

–Нет, не Сережа. – Я думал – она напряжется и вспомнит. Но видно и меня память стала подводить.

–Ну, и не важно. – Оля никогда по пустякам не напрягалась. Она очаровательно улыбнулась. Для нее важно было только то, что ее не пытались выставить дурой. А весь предыдущий странный диалог – следствие нелепого стечения обстоятельств. Как результат, вместо суровых вспышек ее глаза наполнились мягкой золотистой пульсацией. Будто светлячки вылетали из карих соцветий радужки.

Мне всегда казалось, что внутри Ольги фея бьется с ведьмой. Иногда верх одерживает одна. Иногда другая. Но никогда невозможно предсказать: будешь ли обласкан в следующий момент или испепелен. Не девушка – мечта экстремала.

–Ты правда ничего не помнишь?

– Почему ничего? А длинные волосы? Еще помню, что эти жалкие пятьсот метров у нас растянулись на три часа. Нас искала вся кафедра физвоспитания в полном составе.

– И не нашла.

– Непонятно, как это им удалось: ты пыхтел как паровоз и останавливался через каждые десять шагов.

– Предположим, пыхтел не я один, а останавливался не от усталости .– Мое самолюбие было уязвлено. – В отличие от тебя, я спортом занимался.

– Ну, если то, чем мы занимались называть спортом, то я чемпионка мира. – Нет, с памятью у нее все было в порядке. Просто Оля помнила только то, что хотела. А что не хотела – мгновенно забывала. Но что-то все же помнила. Что, само по себе, уже неплохо. – А еще, ты пытался отравить меня шашлыком из поганок.

– Неправда, это были сыроежки.

– Ваш «Пиросмани», – официантка поставила передо мной алый бокал. –А вам – лед и фирменный коктейль – «Харлей». Виски пусть мужики хлещут. Разувайтесь, сейчас окажу первую помощь.

– Лучше я. – А кто бы на моем месте упустил возможность наложить повязку на…

Глава 7

женские ножки?

Молния сапога жужжала ласково и многообещающе. Аромат ее любимого «Кензо», смешиваясь с запахами свеже стираного белья и чистого тела. Все это возбуждало меня как кровь возбуждает голодную акулу. Впрочем, возбуждение не мешало мне привычно развлекаться бытовой философией. И тема была презамечательная: как им удается так пахнуть?

Это о женских ногах. Бьюсь об заклад: расстегни я свою обувь, не нашлось и пары человек на земле, чьи бы ноздри радостно встрепенулись. Я сознательно говорю именно о людях. Другое дело – хищники. Им бы я изрядно поднял настроение. У них бы ноздри встрепенулись. Они бы рванули на запах восьмидесяти килограммовой котлетки. Они бы учуяли острый амбрэ плоти даже за сотню километров и точно знали, что ногами, конечно, можно побрезговать, но кроме потных конечностей-средств демаскировки, существует еще и увесистое тело.

Что касается людей, то, пожалуй, ноздри и у них бы встрепенулись. Даже, наверное, у многих. Но не от радости. И это при всей моей чистоплотности. У нормальных людей аромат мужских зимних сапог способен возбудить только отвращение, переходящее в мордобой.

А здесь…Я почувствовал, как твердеют мышцы: сначала в руках освобождающих ее ногу из плена итало-китайских обувщиков, потом словно корсетом сдавило грудь. Спустя десять секунд о себе напомнили все мышцы. Все без исключения. Даже те, которым в данной ситуации, хотя бы для приличия, стоило немного расслабиться…

Сантана неожиданно переключился на «Love of my life». Брамс написал эту мелодию как гимн погибшему герою. Карлос вернул героя к жизни и наделил такой экспрессией и томной эротичностью, что если бы не официантка, я наверняка не ограничился сапогом. Но карбункул в красной юбочке бдительно следил за каждым моим движением, сверяя свои впечатления с реакцией Оли. А, может быть, её просто возбуждал сам процесс раздевания?

Оля тоже следила. Не за движениями. За впечатлениями. Я так и не научился скрывать эмоции. Оля с интересом «читала» газету моей физиономии. И продолжала играть в «наживку». Ей эта игра доставляла удовольствие. Мне, к слову, тоже Я, конечно, догадывался, что она не только наживка, но и крючок, и рыболов и даже повар. И сковородка готова. И жир налит и уже побулькивает, вскипая на плите. Только музыка, запахи, воспоминания, близость ее тела полностью вывели из строя локатор чувства самосохранения. И я готов был стать толстым глупым карасем, лишь бы оказаться в ее ручках. Даже на разделочной доске.