Людмила Ударцева - Не хочу быть героем. Рождённые на заказ

Его грузное тело на коротких ногах, облачённое в длинный пиджак, продвигалось к выходу с чувством величайшей важности возложенных на него обязательств. Раскаченная на стероидах шея распирала ворот дорогого костюма, даже сшитый на заказ пиджак выглядел несуразно на широких и чрезмерно покатых плечах, что делало его похожим на животное, имя которого он носил. На мой вкус он выглядел уродливо, хотя, когда от скуки я закатил глаза, взгляд задержался на изображении герба Федерации с красным быком в центре. «А не бездарные ли пиаршики тебе такой образ навязали, перекачанный ты бедолага?»

Упомянутая министром экономия не сказывалась на количестве угощений в банкетном зале. К счастью последние четыреста лет голод меня не мучил, а то не знаю, настолько ли бессмертно тело Велеса в котором томилась моя сущность. Модифицированная пища прирастала белками и обогащалась жирами в подземных лабораториях.

«Пироги в Ляду были лучше!» – думал я, глядя на килограммы выкрашенного белка, выращенного на нефтяном субстрате, нарезанного причудливыми формами и сдобренного всевозможными вкусовыми добавками: «Говядина», «Лосось», а то, что пожиже – «Мидии» в пластмассовых ракушках. И ведь даже вкусовые добавки были лживыми. Откуда лабораторным «крысам», выросшим в соседнем «бункере» знать, как пахла настоящая ветчина! Самым редким деликатесом стали окорочка тридцатидневных цыплят-мутантов.

Кажется, я был готов испортить им веселье, настроение снова хуже не куда.

В банкетный зал, демонстрируя раздутые прелести под эротическими нарядами, вошли алфатины.

Мне с детства привили уважение к женщинам, однако, то, что теперь сопровождало элиту на раутах, дискредитировало само первоначальное понятие женственности: выведенные по параметрам последней моды, представительницы древнейшей профессии, поменявшие название, умудрялись исправлять свои изъяны по нескольку раз в год. Я не был поклонником аниме, но и мне пришлось признать прорицательность японцев, когда-то нарисовавших большеглазых, жопастых кукол.

Алфатины отклонились от прежних канонов красоты настолько, что пугали меня талиями в пятьдесят сантиметров и карданом ниже, вычерченным щедрым циркулем. Прибавить к этому двойную работу того же циркуля под шеей и получалась самка современного человека, стопроцентно стерильная с рождения, вскормленная гормонами и доработанная операциями.

Возлюбленная Кролика Роджера плакала бы от собственной субтильности, увидев грудь дамочки разместившей за столом два баскетбольных мячика. Ещё одна пустышка, тёрлась бедром о мою ногу, поедая ту же часть цыплёнка так, что смертный мужик рядом перестал дышать, желая заменить ей лакомство.

«Удачи тебе, мужик», – с не озвученным пожеланием я вышел к лифту, несущему на поверхность. Над куполом сияли навязчиво яркие звёзды.

– Привет, – голос наполненный энергией. Эту бессмертную я узнал сразу. Макош была единственной из них, кто имел желание общаться со мной, и ей за это ничего не было. Потому, что: «Она женщина, а женщин я не бью, даже бессмертных». – Наконец-то, объявился!

Мои жилища с защитными знаками были невидимыми для бессмертных, поэтому доставали они меня, преимущественно, в людных местах.

– Как она? – Зачем-то покрутил пустоту на безымянном пальце правой руки.

– Холодна, неотразима… Такрин (она в шутку переняла у меня земное имя Рода) говорит, по шкале совершенства, Есения даст сто очков вперёд твоей Сирин.

– Она не моя…

– Сирин считает тебя своим создателем. – Самоуверенность не способствует наблюдательности, она не понимала, как можно дружить с умопомрачительной красоткой, оставаясь свободным от её чар, и посему лучшее, что она надумала: «Это родственные связи!». Говорить одной женщине (тем более своей бывшей), что не спал с другой из-за уважения – крайне глупо и я молчал. Легкомысленная Макош любила глупости и приветствовала любые шалости, презирая скуку, поэтому даже минутная пауза ей казалась лишней. Через несколько секунд её уже интересовал другой десяток идей: – Да, кстати, ты отпустишь её на осеннего Юрия?

– Сирин теперь не одна.

– Пусть приходят все. Устроим широкий волчий разгул.

– Спрошу у Волка… Давно видела… Есению? – во рту пересыхало от волнения, даже если просто упоминал её имя.

– Перед тем, как прийти сюда. Знала, что спросишь.

Она открыла ладонь. Мой подарок – перстень, упакованный в подарочный, яркий мешочек.

Я сгрёб его и пальцами растёр в мелкую пыль, словно не метал, а иссохшую былинку.