Владимир Батаев: Рождённый Героем [СИ]

Мой юный друг, ты действительно хочешь узнать, как я стал тем, кто я есть? Что ж, почему бы и нет, у меня полно времени. Да-да, знаю, ты пришёл убить меня. Вернее — покарать за мои злодеяния, конечно. Ты ведь Герой, а Герои не убивают, они карают Злодеев.

Что ж, храбрый рыцарь, как я уже сказал, у меня полно времени. Что бы ты там себе ни думал, ты ещё не победил, и я пока не мёртв. Хорошо-хорошо, больше не буду отвлекаться и перейду к делу, спрячь клинок, ещё не время. Ведь прежде, чем казнить меня, ты должен убедиться, что я действительно Злодей.

Итак, ты наверняка слышал историю о прошлом Герое. Том самом, что сразил Властелина Тьмы и спас принцессу. А потом они жили долго и счастливо — кроме Властелина, конечно — и умерли в один день, так ведь написано в летописи?

Враньё! Наглая ложь! С мерзавца летописца следовало бы содрать кожу живьём и сварить в кипящем масле за эту ложь! Ах да, я ведь так с ним и поступил, верно.

Два года — разве это долго? Неизмеримо малое мгновение, уж поверь мне. Особенно когда думаешь, что впереди ещё десятки лет. По-настоящему начинаешь ценить время только тогда, когда знаешь, что оно истекает. Они не знали. Мы не знали.

Неужели ты не понял? Я и был тем Героем. Нет, я не лгу. Зачем мне это? Вряд ли мои слова изменят твоё решение, скорее лишь укрепят его. Герой, предавшийся Злу, заслуживает кары вдвойне, не правда ли?

Два года — очень малый срок. Но я отдал бы десятки лет своей жизни за ещё один год с ней. Да что там год, за месяц, за день, хоть за час! И не только своей, я бы отдал за это десятки жизней, включая и твою!

Нет, разражаться зловещим хохотом я не буду. Я не психопат, вопреки твоему мнению. Слушай и не перебивай, юный Герой — когда ещё выпадет случай побеседовать по душам с Властелином Зла?

Если бы летописец был чуть более добросовестным, он мог бы написать, что в тот момент, когда она ушла, Герой тоже умер от горя, последовав за ней в вечность, где они пребывали вечно в счастье. Хотя это всё равно была бы ложь.

Непосредственно в тот момент я ничего не почувствовал, не ощутил, что её больше нет. Не кольнуло сердце, не сжалось в груди, не помутилось в глазах. Её уже не было, а я всё ещё жил и радовался жизни, не зная, что она ушла.

Ушла… Какое лживое слово, кого им можно обмануть? Если бы она ушла, то была бы где-то, можно было её найти, вернуть или просто увидеть. Она не ушла. Она умерла. Её убили.

Я сделал бы всё, чтобы вернуть её. Что угодно. К сожалению, это невозможно. Я консультировался с лучшими некромантами, и они заверили, что вернуть человека к жизни нельзя. Воскрешённый будет всего лишь ходячим трупом, покорным воле мага. Нет, они не могли солгать. Хоть они и чёрные маги, но раскалённый свинец, капающий на голову, кого угодно заставит говорить правду. Ты осуждаешь мою жестокость? Что ж, мне нечего возразить тебе на это.

Когда-то и я был таким, как ты. И осудил бы себя такого, каким стал. Но Герой умер в тот момент, когда увидел мёртвое тело своей жены. Что ты знаешь о жестокости, мальчик?

Я помню тот миг так, будто это было вчера. Она лежала на траве… Сплошь иссечённая кнутом спина, шея вывернута под неестественным углом, так что лицо повёрнуто к небу — обожжённая маска, глядящая провалами пустых глазниц. Волосы, ещё недавно струившиеся золотистым водопадом по спине с гладкой и нежной кожей, побурели от крови и сбились в колтуны…

Но глядя на её лицо Герой не видел ожогов и волдырей, и не потому, что глаза застилали слёзы. Перед ним стояло её лицо таким, каким он видел его в последний раз — с улыбкой на губах и ямочками на щеках, и складкой над левой бровью, возникающей от смеха, из-за чего казалось, что она одновременно смеётся и хмурится… А потом Герой умер.

Не знаю, пытали её бандиты просто из извращённого удовольствия видеть чужие муки или хотели узнать, где спрятаны ценности. Какие ценности они хотели найти в охотничьем домике, где ненадолго решили уединиться Герой и Принцесса, устав от дворцовой суеты? Да и знали ли они вообще, кто перед ними…

Я не спросил их об этом. Это не имело значения. Какая разница, почему они сделали то, что сделали. Но я заставил их об этом пожалеть. Они умирали долго и неприятно.

До того я был Героем. Вот этим клинком, что лежит на столе, я сразил Властелина Зла. Тогда меч сиял Истинным Светом. Теперь, глядя на побуревшее от крови лезвие, в это трудно поверить. Клинок Героя стал орудием палача, пыточным инструментом, и утратил сияние.