Мстислава Черная - Оборотни особого назначения [СИ]

Что-то тёмное с яркой белой полосой промелькнуло на краю восприятия. Нет же, нет! Глаза отказывались видеть происходящее…

Дура!!! Куда ты лезешь?! Не-ет!!!

Успеть за ней я не мог. Не мог, не мог! Ничего не мог… то самое время, что густело киселем, вдруг рвануло с места дикой каруселью, мешаниной цветов и звуков. Но только там, снаружи. А внутри меня оно все так же тянулось нескончаемой медленной резиной, делая каждое мое движение долгим и бесполезно-опаздывающим. И мне стало плевать, что будет со мной, с белком. Я остался на линии атаки и бессильно смотрел, как Точка, перекинувшись зверем, влетает в раззявленную пасть и яростно кричит, отвлекая хищника на себя….

Жуткие лепестки с чмоканьем сомкнулись, скрывая черно-белую шерсть, тварь сделала характерное глотательное движение, по длинному телу прошла заметная волна, будто тварь проталкивала добычу по пищеводу. Хотя, почему «будто»?!

Я заорал, силой перебарывая медленное время, кинулся вперёд, в атаку! Уничтожить, вспороть брюхо! Пусть будет как древней сказке про девочку и сожравшего её волка, я успею, я должен, я…

Волшебства не случилось.

Тварь разжала клешни и сыто рухнула вниз, в ущелье, в глубокую горную реку.

Мой дикий крик отразился от противоположного склона ущелья и прилетел обратно, во много раз усиленный и сбивающий с ног диким, звериным отчаянием. Камни сыпались с края обрыва в бурлящую воду, прямо туда, где только что исчезла тварь.

Я действительно проклят. Проклят. Проклят!

Я не должен был… нельзя было… пусть бы обижалась, пусть бы разозлилась, пусть бы я! Но не она… я не доджен был позволять ей себя любить! Я не должен был любить ее… Это я виноват! Снова я! Не проследил, не успел на помощь, подставил. Это Сельва, будь она проклята, а я опять забыл! Что здесь! Не бывает счастья без последствий!!!

Я остановившимся взглядом посмтрел в пропасть и завыл в голос, свернулся на краю ущелья, заскрёб руками, оставляя на земле и камнях глубокие борозды.

Я потерял счёт времени, потерял связь с окружающей действительностью. Вынырнув в какой-то момент из полузабытья, я понял две вещи. Во-первых, моей Точки больше нет, и это я убил её своими руками, я повесил на неё своё проклятие. Во-вторых, жить мне больше незачем. Ну правда же… Шея? Не смешно. Не Шея Точку сгубил, только я сам.

Брюхо себе вспороть или горло порвать? Я посмотрел на когти, вылезшие из пальцев. Нет, регенерация может справиться с повреждением. Лучше действовать наверняка. Вот, например…

Я поднялся на ноги, пошатнулся и шагнул на самый край обрыва. Мелкие камешки заскрипели и посыпались вниз. Я проследил за их полетом и почти счастливо улыбнулся. Да!

Там, под отвесным краем, черные зубы скал радостно щерятся мне навстречу, словно ждут… И я их не разочарую! Вниз головой об камни… Пусть все кончится. Быстро и вот так просто.

Я вдохнул поглубже и в последний раз привычным жестом потянулся к затылку, но вместо волос под ладонью ощутил жёсткую шерсть.

Злой, лающий смех покатился по ущелью, напугав какую-то глупую птицу, с треском и шумом вспорхнувшую из кустов. Пустотник! Даже в этом я оказался никчёмным — застрял на половине оборота. Да и пусть…

Скунс что-то пытался стрекатать у меня за спиной, втирал мыслеречью, суетился, кажется, плакал. Сначала мне было плевать, но потом… сдохнет ведь! Еще одна смерть на моей совести? Нет.

— Слушай сюда, белк. Логовом моим можешь пользоваться. Возьми кьяр и найди в улье Питона, он тебе поможет. До улья доберёшься сам, не маленький. А я пошёл.

Сделать последний шаг оказалось очень легко… и я его сделал.

Точнее, почти сделал. Потому что из за спины вдруг вылетела ошизевшая белка… С диким рыком она вцепилась зубами мне в ногу и повисла, как бульдог, пуская сквозь рык кровавые пузыри.

И тут ко мне вновь вернулся слух… До меня, наконец, дошло, что этот вонючий псих все время орал.

— Не смей! Ты обещал! Обещал их спасти! Ее семью!

— Точке обещал. Её больше нет, — говорить получалось только самыми короткими, простыми фразами, потому что каждая попытка задуматься отдавалась в душе невыносимой болью. Чертова белка! Какого пустотника он мешает мне прекратить эту боль?!

Я стряхнул его, стараясь не ударить слишком сильно и подался вперёд.

— Зато ее семья есть! И ей не все равно! Даже если она умерла! — продолжал ментально надрываться мальчишка, снова бросаясь на меня с отвагой бешенства. — Не смей ее предавать! Трус!

Я его повторно отбросил, уже посильнее. Что он может понимать! Причём тут трусость? Я просто избавлю окружающих от несчастий, которые приношу. А себя от боли. Потому что я больше не могу. Не могу… но… я обещал? Действительно обещал?