Рон Хаббард: Испытание смертью

– Черта с два! – перебила меня Крошка. – Вот послушай. Мой психиатр, который вернул меня к школьному психологу, чтобы продолжить курс лечения, все время повторял мне одно и то же: не глотай, не глотай, а то, мол, забеременеешь. Но иногда я просто не могла удержаться. А потом школьный психолог говорил мне то же самое, но я не могла не глотать. И ведь не забеременела.

– Послушай, – холодно возразил я, хотя было очевидно, что за меня тут говорит марихуана, – такие люди обычно стерильны. Им делают операцию, чтобы не расстраивать мужей, чьих жен они лечат. Поэтому твоя история ничего не доказывает!

– Правда? – спросила она тоже с оттенком превосходства. – А теперь послушай дальше, тупица. У школьного психолога в школе было полно парней, у которых не все в порядке с головой. Они все считались сексуально озабоченными. Он обычно вы страивал их в очередь и занимался с ними этим, чтобы охладить. И каждый день, или через день, их оказывалось слишком много, и тогда он посылал за мной, забирал меня с уроков, чтобы я могла по мочь ему. А он стоял и смотрел. Иногда там было столько парней, что я едва успевала дух перевести.

Должна тебе сказать, очередь двигалась быстро. А некоторым из ребят было уже пятнадцать или шестнадцать. Ну как тут не проглотить? И я ни разу не забеременела!

Я смутно осознавал, что какое-то рациональное зерно в этом есть.

– Но я не поэтому обозлилась на этого (…) психолога, – продолжала Крошка. – Да, когда я заканчивала, он целовал меня и говорил, что я хорошая девочка, и сам лечил меня, то есть я делала это с ним. Но ни одного, самого (…) раза, он не сделал мне замечания, не посоветовал мне, что делать. Он просто стоял, смотрел и ждал. Поэтому я так и не получила настоящего сексуального образования. В таких делах нужно, чтобы тебе показали, что делать… Опять ты меня не слушаешь.

Марихуана не помогла. А даже если и помогла, от рассуждений этой проклятой маленькой (…) мне стало еще хуже.

– Я ужасно себя чувствую, – сказал я. – Пожалуйста, уходи.

– Эй, – произнесла она, – я знаю, что еще может тебе помочь. Может, я и не получила настоящего образования, но опыт тоже кое-что значит.

Прежде чем до меня дошло, что она имеет в виду, она придвинулась, встала передо мной на колени и, распахнув мой халат, взглянула на меня своими глазищами.

– Это поможет, – сказала она.

Я смотрел на нее и не понимал, что она собирается делать.

Внезапно меня пронзила ужасная мысль.

– Ютанк! – вскричал я. – Я не могу предать тебя!

Я вскочил со стула как ужаленный.

Крошка отлетела в сторону и, громко шлепнувшись прямо на свою (…), затравленно посмотрела на меня.

– Видишь, – сказала она, – я даже это не могу сделать правильно!

– Убирайся отсюда! – наступал я на нее.

Она сидела и таращилась на меня.

Я был ошеломлен и напуган. Невозможно было угадать, что еще взбредет в голову этому маленькому чудовищу в образе девочки.

Я отступил назад, задел при этом табуретку и шлепнулся на спину. Она взвилась с пола, как пантера.

И прыгнула прямо на меня!

Я изо всех сил отшвырнул ее.

Она пролетела через комнату, ударилась о стену и с грохотом свалилась на пол.

Наконец Крошка поднялась, неуверенно сделала несколько шагов, как-то странно посмотрела на меня и удалилась в гостиную. Там она поставила новую пластинку. Забили барабаны, и моя головная боль немедленно вернулась.

Раздался высокий визгливый голос. Мужской? Или женский? Кто это разберет? Зазвучала песня, сопровождаемая воем гитар и мощным припевом:

Не переставай меня (…)!

Не мешай мне проникать вглубь

И сожительствовать с тобой.

Пусть музыка звучит!

Пусть твои ноги топают в лад!

Я знаю, что ничего не могу,

Но что это значит.

Мне так одиноко,

Когда ты перестаешь меня (…)!

Это «произведение» кончалось пистолетным выстрелом и звуком падения тела. И хриплый, надтреснутый голос произносил: «Это конец!»

После ужасающего воздействия, произведенного барабанами на мой мозг, мне показалось, что в черепе у меня засела пуля.

Раскачивая своим хвостиком – назвать его косой язык не поворачивался, – вернулась Крошка.

– Ну как? Прошла голова?

От боли у меня даже не было сил встать с пола, найти пистолет и пристрелить ее.

– (…) тебя, – прохрипел я. – Убирайся к черту! И немедленно, немедленно!

– Ничего себе отношение! – возмутилась она. – Я же пытаюсь помочь тебе! – Ее глаза приобрели ужасное выражение, и Крошка топнула ногой. – О! Я поняла. Все дело в тебе самом, ты, (…)! Ты ничтожество! Я протягиваю тебе руку помощи, а ты что делаешь? Ты меня ударил! Ты не умеешь себя вести! Где, к черту, твои манеры? Послушай, (…), у тебя самый лучший инструмент для секса, я-то в этом разбираюсь, можешь мне поверить! И что ты с ним делаешь? Ничего! Ты злой, самовлюбленный, низкий, подлый, коварный садист и болван! – Крошка умолкла. У нее кончился запас слов. Ее глазищи сверкали, словно у разъяренной пантеры. – И, кроме того, ты не джентльмен! – наконец добавила она.