Терри Пратчетт - Дамы и Господа [litres]

Быть может, некоторым Эсме Ветровоск придется умереть – сейчас, на этой дороге. Что бы ты ни делала, это означает лишь то, что миллионы копий тебя делают совсем другое. Кто-то умрет… Она чувствовала их смерти… смерти Эсме Ветровоск. И ничем не могла помочь, потому что в ход событий нельзя вмешиваться.

По миллиону травянистых склонов бежала девушка, на миллионах мостов девушка делала выбор, на миллионах дорог стояла женщина…

Все разные и все одинаковые.

Ради всех них она должна была оставаться собой – здесь и сейчас, должна была приложить к этому все силы.

Она протянула вперед руку.

В нескольких ярдах от нее единорог наткнулся на невидимую стену. Он попытался остановиться, задрыгал ногами в воздухе, сжался от боли и проделал остаток пути на спине, остановившись у самых ног матушки.

– Гита! – окликнула матушка, наблюдая за тем, как зверь тщетно пытается встать. – Сними чулки, свяжи их в виде уздечки и осторожно передай мне.

– Эсме…

– Что?

– Я не надела чулки, Эсме.

– А что стало с той чудесной красно-белой парой, которую я подарила тебе на День Всех Пустых? Я сама их связала. А ты знаешь, как я ненавижу вязание.

– Понимаешь, было так тепло. А мне нравится, когда воздух циркулирует.

– Сколько времени я угробила на пятки…

– Извини, Эсме.

– Тогда сбегай ко мне домой и принеси все, что лежит на дне ящика комода.

– Хорошо, Эсме.

– Но сначала забеги к своему Джейсону и вели подготовить кузницу.

Нянюшка Ягг оглядела барахтающегося на земле единорога. Казалось, он был ранен и смертельно боялся матушки Ветровоск, но вместе с тем убежать не мог.

– Эсме, надеюсь, ты не будешь просить нашего Джейсончика…

– Я ни о чем не собираюсь просить его. И тебя ни о чем не прошу .

Матушка Ветровоск сняла шляпу и швырнула ее в кусты. Потом, не сводя глаз со зверя, подняла руки к пучку седых волос и вытащила несколько ключевых булавок.

Волосы медленно развернулись, будто проснувшаяся змея, и повисли до самого пояса. Матушка пару раз тряхнула головой.

На глазах у парализованной удивлением нянюшки она снова подняла руку и выдернула один-единственный волосок.

Руки матушки Ветровоск произвели в воздухе замысловатые движения, словно она вязала плеть из чего-то слишком тонкого, чтобы быть увиденным. Не обращая внимания на мелькающий перед глазами рог, она набросила петлю на шею единорога и затянула.

Единорог, выбивая неподкованными копытами огромные глыбы земли, с трудом поднялся на ноги.

– Этим ты его не удержишь, – предупредила нянюшка, прячась за ствол.

– Я могу удержать его даже паутинкой, Гита Ягг. Даже паутинкой . А теперь займись тем, о чем я тебя просила.

– Да, Эсме.

Единорог запрокинул голову и отчаянно завизжал.

Полгорода собралось, чтобы посмотреть, как матушка ведет по улицам спотыкающегося зверя, – если вы рассказали что-нибудь нянюшке Ягг, значит, рассказали всем.

Единорог танцевал на конце невообразимо тонкой привязи, лягал излишне доверчивых зевак, но вырваться не мог.

Джейсон Ягг, все еще в своей лучшей одежде, надетой по поводу королевской свадьбы, стоял у открытой двери кузницы и очень нервничал. Над трубой вибрировал раскаленный воздух.

– Господин кузнец, – позвала матушка Ветровоск, – у меня есть для тебя работа.

– Э-э, – протянул Джейсон. – Это ведь единорог, да?

– Угадал.

Единорог снова завизжал и покосился на Джейсона красным безумным глазом.

– Никому еще не удавалось подковать единорога, – промолвил Джейсон.

– Считай это, – сказала матушка Ветровоск, – самым значительным событием в своей жизни.

Люди толпились вокруг, пытаясь все увидеть и услышать и одновременно не заработать копытом в лоб.

Джейсон задумчиво почесал подбородок молотком:

– Ну, не знаю…

– Послушай-ка меня, Джейсон, – перебила матушка, держа на своем волосе танцующего по кругу зверя, – ты можешь подковать все, что бы к тебе ни привели. И честно платишь за это, верно?

Джейсон в панике посмотрел на нянюшку Ягг. Ей хватило совести принять смущенный вид.

– Она мне ничего не рассказывала, – возразила матушка, как всегда увидев выражение лица нянюшки затылком.

Затем она наклонилась к Джейсону, почти повиснув на невидимом поводке.

– Платой за то, что ты можешь подковать все, что бы к тебе ни привели… является обязанность подковывать все, что бы к тебе ни привели. Плата за то, чтобы быть лучшим, – это обязанность быть лучшим. И ты согласился на нее так же, как и я.