Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

Так вот почему я пришел сюда и заказал весь этот сыр. Я приношу его в штаб-квартиру, откуда Крысолов ведет передачи, и скармливаю мышам и крысам, которые прокрадываются в студию, когда он начинает играть.

Лучше кормить их, чем убивать, потому что они делают нам такое доброе дело.

Левша Фип откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

— Это ответ на твои вопросы? — спросил он.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Послушай, Фип. Когда ты начал свою дикую историю, я тебя предупреждал. О дырах в истории, не так ли? И есть кое-что, что тебе не удалось объяснить. Думал, тебе это сойдет с рук, но я поймал тебя.

— Что ты имеешь в виду, приятель? — любезно спросил Фип.

— А то, что Пфайффер играл в хижине. Ты сказал, что он сделал что-то такое, что вызвало ужасный переполох; начал какой-то бардак, которым вы воспользовались, чтобы одолеть гестаповцев и сбежать.

— Конечно, — ответил мне Фип. — Я могу поставить тебя в известность.

— Минутку. — Я поднял руку. — Кажется, я знаю, что ты собираешься мне сказать. Хочешь сказать, что Пфайффер играл на своей дудочке, и множество мышей начали рыть туннели под хижиной и выедать фундамент, так что дверь провалилась внутрь. И я говорю тебе прямо сейчас, я в это не поверю!

— Можешь не верить, — усмехнулся Фип. — Это не то, что произошло. У Пфайффера была такая идея, когда он начал играть, но нам повезло, что у него также была сильная простуда.

— Какое это имеет отношение к тому, что выломали дверь? — рявкнул я.

— Говорю тебе, пока Пфайффер не простудился, и его музыка не стала звучать по-другому.

— Знаю, — ответил я. — А еще я знаю, что в канадских дебрях не водятся мыши.

— Конечно, — согласился Фип. — Это не мыши ломились в дверь хижины. Пфайффер играл музыку для мышей, но его простуда вызвала небольшую ошибку. И мышей там не было.

— Тогда что способно сломать дверь?

— Лось, — ухмыльнулся Фип.

Я почти закончил обедать в забегаловке Джека. На самом деле, я был на полпути между моей последней чашкой кофе и моей первой содовой. Стряхнув соус с газеты, я развернул ее и начал читать. Вдруг чья-то рука опустилась и отбросила страницы в сторону. Я взглянул в испуганное лицо Левши Фипа.

Его дико вращающиеся глаза смотрели на газетную бумагу с выражением напряженной ненависти.

— Убери это, — проскрежетал он. — Держись от этого подальше!

Я поднял брови, когда он опустился в кресло.

— В чем дело, Фип? — спросил я. — Тебя сильно расстроили какие-то новости?

— Новости? — эхом отозвался эксцентричный мистер Фип. — Меня расстраивают вовсе не новости. Это рекламные объявления, которые оттеняют розовый цвет от моего красивого лица. Я не могу смотреть на них.

Впервые я предвидел, что вступлю в спор со своим другом.

— Значит, ты просто еще один сноб, а? — сказал я. — Еще один из тех всезнаек, которые бегают вокруг и тычут пальцами в рекламный бизнес. Разве вы не понимаете, что реклама сделала для этой страны? Как это революционизировало бизнес, принесло новые продукты и лучшие товары для среднестатистического потребителя, учитывая этику торговли? Реклама сегодня — это больше, чем профессия, это искусство и наука. Американская общественность в долгу перед рекламой за…

— Да! — закричал вдруг Левша Фип. Зажав уши руками, он раскачивался взад-вперед. Через мгновение он взял себя в руки и наклонился ко мне.

— Пожалуйста, — прошептал он. — Пожалуйста, с кетчупом. Не говори мне этого слова. От него у меня мурашки по коже.

— Почему? — спросил я. — Какой вред принесла тебе рекл… ладно, какой вред принесла коммерческая презентация?

— Никакого, — ответил Фип. — Не из-за себя я страдаю и дрожу. Я просто думаю о том, что реклама делает с бедным Флойдом Скрилчем.

— Флойд Скрилч?

— Пожалуй, мне лучше рассказать о Флойде Скрилче с самого начала, — сказал Левша Фип. — Это послужит тебе уроком.

— Прости, Фип, — сказал я. — Но мне нужно идти. Серьезная встреча. Может быть, в другой раз?

— Ну, — пожал плечами Фип. — Если ты настаиваешь.

Он крепко вцепился в меня и потянул обратно на сиденье. Затем, упершись локтями в масляные тарелки, начал.

Когда я впервые встретился с этим Флойдом Скрилчем, то не обратил на него особого внимания. Он такая личность — никто из ниоткуда. Строгий тип. Когда он входит в комнату, это выглядит так же, как кто-то другой выходит. Ты даже не знаешь, что он там, даже когда смотришь на него. Его лицо пусто, как обещание японца. Он никогда не открывает рот между приемами пищи. Он так застенчив, что никогда не смотрит в зеркало, когда бреется. Он — это то, что психологи называют интровертами, если понимаешь в чем суть.