Роберт Блох - Рассказы. Том 3. Левша Фип. [Компиляция, сетевое издание]

Потом он вопит. Потому что я и стал пеньком. Из моих ушей растут почки.

— Что-то воняет, — завывает Герман Гормон, отталкивая меня и стараясь не смотреть. — Что-то вызвало изменения в вашем организме! Вы съели пищевую добавку, и превращаетесь в…

— Не говори так, — умоляю я его. — Отвези меня к доктору, быстро!

Наконец Герман Гормон ведет меня вверх по лестнице в кабинет «древесного хирурга». Этому парню не нужно смотреть на меня, чтобы понять, в чем дело. На самом деле, он отказывается взглянуть еще раз. Одного взгляда достаточно, и он закрывает лицо руками и стонет. Я подхожу к зеркалу и понимаю. Я представляю собой довольно странное зрелище. Волосы у меня зеленые, а кожа покрыта чешуей или корой. Руки и ноги затекли, из ушей, из-под рукавов и из-под штанин торчат маленькие бутоны. Я выгляжу как помесь плохого дерева и хорошей маскировки. Мой живот тяжел, голова легка, и я теряю все чувства. За исключением какой-то пульсации внутри… должно быть, это сок, свернувшийся в моих венах.

— Давай, док, делай свое дело, — настаивает Герман Гормон. — Мой друг нуждается в помощи.

— Уведите его и посадите, — стонет док.

— Я не мертв, — прохрипел я. — Но буду, если ты ничего не сделаешь.

— Что я могу сделать? — говорит доктор, отворачиваясь от меня и дрожа. — Ты хочешь, чтобы я сделал птичьи гнезда из твоих волос? Чем я могу помочь? Кажется, я схожу с ума. Первый раз вижу подобное.

— Но должно же быть что-то, что ты можешь сделать! — кричу я. — Не бросай меня на произвол судьбы.

— Я бы хотел отпилить тебе конечности, — говорит доктор. — Подумать только, я когда-нибудь услышу говорящее дерево!

— Я не дерево, — говорю я ему, — а человек, который превращается в дерево.

— Когда это началось? — спрашивает доктор дрожащим голосом.

— Все это началось около часа назад.

Я рассказываю ему историю, и Герман Гормон кивает. Наконец доктор убежден.

— Это, должно быть, случай гамадриадизма, — говорит он.

— Чего?

— Гамадриадизм, — повторяет он. — В древней легенде гамадриада — это дух дерева или человек, заключенный в дереве. Обычно это результат сверхъестественного события.

— Супер, лучше не придумаешь — брежу я, — сделай же что-нибудь для меня!

— Что я могу сделать? — пожимает плечами док. — Я всего лишь столяр.

— Подрежь меня, — предлагаю я. — Сними с меня эти почки и веточки. И кору с моей кожи. Не хочу быть ходячей гусеницей.

— Может быть больно, — предупреждает меня док.

Возможно, так оно и есть, но я улыбаюсь и терплю, когда он вытягивает меня на столе и срезает бутоны и виноградные лозы. Затем он наждачной бумагой снимает мою кожу и удаляет кору. К этому времени я окоченел, как никогда, и не чувствую ни наждачной бумаги, ни обрезки.

— Вот, — вздыхает док. — Так получше.

— Но я все еще напряжен, — возражаю я. — Я чувствую себя более деревянным, чем когда-либо. Что я могу сделать, чтобы измениться?

Док снова пожимает плечами.

— Не знаю, — вздыхает он. — Должен признать, что проблема ставит меня в тупик.

Я расплачиваюсь с ним деньгами, которые занимаю у Германа.

— Все, что ты можешь сделать, это пойти домой и лечь спать, — говорит мне доктор. — Может быть, со временем это пройдет.

Мы с Германом уходим. Гормону приходится тащить меня домой, настолько я одеревенел. И когда мы добираемся туда, он оставляет меня, вздыхая и пожимая плечами, и обещая проанализировать свою добавку и посмотреть, сможет ли он найти ключ к тому, что вызвало изменения и что может помочь мне выйти из моего положения. Мне ничего не остается, как последовать совету столяра и лечь спать. Так я и делаю. И сплю как убитый.

Следующее, что я помню, это стук, стук и топот за дверью моей комнаты. Я открываю глаза, и кто-то открывает мою дверь. Довольно грубым способом — топором. Топор вонзается в щель, за ним показывается лицо моей бывшей жены Джойс.

— Вот он, девочки! — визжит она, пролезая в проем, и я вижу, что Глория и Эйлин следуют за ней. Три мои бывшие жены пристально смотрят на меня.

— Вот оно наступило, твое завтра! — Глория напоминает мне об этом мягким голосом. — Где наши алименты?

Я не отвечаю. У меня просто очень деревянное лицо. Для меня это нетрудно — потому что, когда я пытаюсь двигаться, то вдруг обнаруживаю, что не могу! Я жесткий и твердый как древесина!

Столяр срезал мои почки и кору, но это не остановило процесс, который продолжался во сне. Теперь я деревянный человек — и с легким ужасом понимаю, что не могу пошевелиться. Три стонущих алиментщицы стоят над моей кроватью и кричат на меня.