Валерий Строкин - Земля обетованная [СИ]

— Проходящий научный семинар охраняется государством, — выпалил лейтенант.

— В таком случае вы меня должны знать, посмотрите в регистрационном журнале, — я извлек из кармана дядину пластиковую карточку-пропуск, помахал перед носом лейтенанта. — Моя фамилия Журба.

Глаза лейтенанта приняли задумчивое выражение, пытаясь сфокусироваться на маячившем перед глазами кусочке пластика.

— Правильно, — подсказал я, — эту фамилию можно увидеть на черной с золотым табличке, привинченной к кабинету, обитому зеленым дерматином, на втором этаже, прямо и направо по коридору. Вспомнили? — Я отстранил лейтенанта, медленно скачивающего предложенную его файлам информацию, и быстренько, разболтанной походкой университетских профессоров, прошел к лестнице.

Если дядины работы начали интересовать военных, плохо. Есть все шансы остаток жизни провести в золотой клетке на одном из засекреченных подземных, или подводных, или не знаю каких объектах. Объявят, что его унесло НЛО или баба-яга, как раньше… Я бежал, перепрыгивая через ступеньки. В другое время проход к лабораториям был почти свободен, его охранял старый и всегда полусонный Цербер — старик Пахомыч, пенсионер в отставке. По статистике, военные пенсионеры любят работать в охране, ночными сторожами, если работа не связана с опасностью для жизни.

На втором этаже был еще один лейтенант, при портупее. Правда он не обратил на меня внимания. На нем был белый халат, который еще больше подчеркивал военную стать, которой никогда не будет у сутулых лаборантов с белым билетом и мэнэсков (младших научных сотрудников) с впалой грудью.

Прямо и направо… Рабочий день близился к концу, но не в таких учреждениях. Опять-таки по статистике, особенно в наше время, больше всего разведенных и холостякующих наблюдается в среде очкастых и редковолосых (мягко сказано!) ученых.

Я замер, подняв ногу, как гончая, почуявшая добычу, — впереди стояли Артур Львович Журба и его оппонент: невысокий, маленький, обладающий отличительной и личностной чертой — лысым конусообразным черепом. Оппонент подпрыгивал вокруг дяди, тряс сжатым кулачком и почти срывался на крик:

— Ложь! Ложь! Ложь! Не верю! Не верю! И еще раз не верю! Ваша теория абсурдна! Это приманка, чтобы продлить свое сибаритствование на госдаче. Хочу заметить, что вы почти не появляетесь на кафедре.

— У меня спецзаказ, — по лицу дяди блуждала злорадная улыбка. — Очень жаль, Любомудров, что мой опыт тебя не убедил.

— Мои часы! — взвыл Любомудров. — Ты купишь новые! — Профессор перешел на «ты».

— Ты сам предложил их для эксперимента. Я предупреждал, что мою идею надо доработать.

— Фокус! Фокус! Жалкий фокус. Не верю.

Во время шума двери многих лабораторий приоткрылись… Ученые — люди чуткие, в скандалы не вмешиваются, их интеллигентность позволяет им только прислушиваться.

— Обещаю, что придет время, когда ты ответишь за свои авантюрные фокусы перед кафедрой! Я берусь развенчать твои антинаучные домыслы.

— Любомудров, как бы тебе объяснить, чтоб даже ты понял, — дядя терпеливо вздохнул. — Чтобы, как ты говоришь, развенчать любую мысль, надо использовать серое вещество, которым наградила нас природа. — Артур Львович постучал для наглядности по звонкому конусу оппонента. В соседних лабораториях послышался смех.

Любомудров покраснел и отступил на шаг…

Время! Я вышел вперед и быстро заговорил:

— Здравствуйте, представляю пятый телеканал, мне необходимо увидеть академика Журбу Артура Львовича, мы договорились на интервью. — Я доброжелательно смотрел на Любомудрова. — Вы и есть, очевидно, уважаемый академик?

Любомудров медленно, сквозь сжатые зубы, выпустил воздух.

— Нет! — рявкнул он, круто развернулся и почти побежал вглубь корпуса. При приближении его шагов двери лабораторий захлопывались.

— Причем здесь телевидение, я ничего никому не обещал, Сергей?

— Такие типы, как Любомудров, не любят скандалов при телевизионщиках.

— Что тебя привело ко мне?

— Мой папа и твой брат приглашает тебя на чай с тортом.

Дядя раздраженно фыркнул:

— Вы прекрасно знаете, у меня нет времени, особенно сейчас.

— Времени ни у кого нет.

— Я так загружен этими глупыми мероприятиями, может быть, завтра?

— Папа уволился с работы, и вчера, на семейном совете, мы решили эмигрировать, — глядя в сторону, объявил я.

— Что? Что ты хочешь этим сказать?

— Уже сказал, — я развернулся и стал медленно спускаться по лестнице.