Николай Дитятин - Отступники [СИ]

— Кажется?! — Рем вынырнул из котла. — Ах, тебе, сукиному сыну, кажется?! Знаешь, что казалось Абраму Лысому, когда тот лез в логово некуморков?! Что это будет чертовски весело! А потом его кости на спор искали и находили по всему лесу! Я нашел почти целую бедренную кость и отхватил порядочный кусок банка!

— Рем, ты знаешь, что я вор по зову сердца, — сказал я терпеливо. — Ты знаешь, чем я пожертвовал, чтобы стать тем, кем я хочу быть и оставаться. Если у меня есть талант, то талант этот должен требовать шедевров, понимаешь? Если выдюжу, — стану настоящим художником.

— Ты станешь этим! — Рем подтолкнул ко мне блюдо с печеным цыпленком. — Жареным мясом! В любом случае! Даже если сойти с ума, и на секунду представить, что тебе это удалось, тебя все равно потом задушит Председатель! Ты знаешь, что он запретил, сталью и кровью запретил приближаться к Миркону. Если он узнает…

— Он узнает, что мы лучшие, Рем! — я схватил курицу и надел на ее обрубленную шею свой главный аргумент. — Вот! Только посмотри на это!

Рем навис над цыпленком и в его руке блеснуло увеличительное стеклышко. Он зажал его между век левого глаза и вгляделся в мой аргумент, попутно отрывая от цыпленка ножку. Его блестящие губы растянулись. Браслет и вправду был хорош. Мерцая ртутным блеском, украшенный черными, как пустота самоцветами, он казался чем-то потусторонним, почти невозможным. Словно порождением иного мира.

— Что это за металл? — удивленно спросил Рем. — Никогда такого не видел. И не серебро и не платина.

— Никто не знает, — ответил я, хитро поглядывая на него. — Нет, серьезно, я показал его всем видным ювелирам Гиганы. Нескольким кузнецам и паре алхимиков. Никто не смог сказать, что это за материал.

Я понял, что попал не целясь. Вода в моем прикормленном омуте взбурлила.

— Где ты это взял.

— Нашел рядом с башней, — ответил я, осторожно вываживая рыбу.

— Там еще такое есть?

— Снаружи — вряд ли. А вот внутри… — сказал я, медленно берясь за сачок.

— Что с информацией?

— Я задействовал старые связи, — сказал я, протягивая сачок к бурлению. — Сегодня мы будем знать о Мирконе ровно столько же, сколько знает об этом Незримый легион Авторитета. Мы — герои, Рем.

— Ты говоришь так, словно я уже трепыхаюсь в твоей лодчонке, Престон, — сказал Рем, грозя мне пальцем. — Еще ничего не решено, понял, ты, дешевый искуситель? Теперь иди к змею, и надейся, что я не всажу тебе арбалетный болт в спину, когда ты решишь, что обманул меня…

— Через неделю, в полночь, в точке номер два, — сказал я невозмутимо, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Там, невыносимо гремя металлом, подкрадывались к дверям удальцы из городской стражи. — Все необходимое возьмешь в тайнике на крыше. Там есть ритуальная бижутерия, которой отгоняют нечисть.

Рем ухмыльнулся, пригладил вздыбленную копну, взял с собой недоеденного цыпленка, и пошел к подземному ходу.

— Господин Престон! — взволнованно крикнул Каффа.

— Я знаю, знаю, — я поднялся, пряча браслет в скрытую пазуху моего камзола. — Честное слово, Каффа, мне иногда кажется, что они устраивают эти идиотские набеги, только для того, чтобы конфисковать ваше прекрасное вино и поглазеть на Пеппи и служанок.

Каффа восторженно оскалился и помахал мне моим конвертом. Я подошел к лестнице на второй этаж и быстро по ней взобрался. В этот момент стражники собственными лбами вынесли парадное, и одновременно, судя по визгу на кухне, набежали с черного хода. С глубоких тылов, с улицы, залаял сержант, призывая пустой зал не препятствовать действиям властей. Зал не препятствовал. Стражники, гремя и лязгая, бегали по нему, заглядывая под столы, и простукивая половицы наконечниками копий.

Я стоял на крыше, глядя на затаившийся во тьме город, следящий за мной желтыми глазками освещенных окон. Я чувствовал, что, возможно, я ошибся. Я ошибся в первый раз, когда позволил себе поверить в это. Я ошибся во второй раз, когда не позволил себе разувериться. Город наблюдал за мной, зная, что когда-нибудь, — через минуту, — я сорвусь с этой крыши и побегу. Побегу во тьму. В любом случае. Так не все ли равно насколько глубока она будет?

В глубинах Пустого океана едва зримо мерцали светозвери.

Порой даже во тьму приходят через испытания воли, оставляя на колючках лоскуты чести, отваги, веры… Любви. Хотя, казалось бы, спускаться гораздо проще, чем карабкаться вверх. Достаточно лишь бездействовать.

Однако есть избранные неудачники, вроде меня, которые даже в клоаку бесчестия и безнадежности попадают только изрядно попотев и измаявшись.