* * *
— Значит мы в один год лишились и матери, и отца.
— Так не должно было случиться. Папа не должен был умереть, пока нам не будет за пятьдесят, а мама должна была лет на десять пережить его.
— Я была готова утешать её и помочь ей справиться с горем, но к этому я не готова!
— Значит нам придётся помогать друг другу, — тяжело произнёс Магнус.
Никто ничего не ответил. Этого молчания ему хватило, чтобы почувствовать напряжение, негодование на кажущееся взятие им власти в свои руки, особенно после его долгого отсутствия. А затем настроение смягчилось, и Корделия допустила:
— По крайней мере у каждого из нас есть все остальные — и нас больше.
— Да, — согласился Магнус, — но в эту первую ночь, наверно, каждому из нас нужно побыть наедине со своим горем, сделать первый шаг к тому, чтобы смириться с ним. — Он встал и повернулся к двери. — Спокойной ночи, ребята.
— Желаем спокойной ночи, — ответило несколько голосов.
Алеа уставилась вслед удаляющемуся Магнусу, перевела вопросительный взгляд на Корделию, которая могла лишь пожать плечами. Раздосадованная, Алеа бросилась догнать Магнуса.
— И что все это значило? — потребовала объяснений она.
— Я не из тех, кто остаётся там, где меня не желают видеть, — ответил он.
Она расслышала в его голосе боль и гнев.
— Но она же тебе сестра! А они тебе братья!
— Думаю, нам потребуется несколько лет для восстановления наших отношений, — сказал Магнус. — В конце концов, в то время, когда я покинул дом, то все ещё был для Грегори кладезем премудрости, а Джефри все ещё равнялся на меня.
— А Корделия? — Алеа порадовалась, что задала этот вопрос, так как он вызвал у него улыбку, хотя и слабую.
— Ну, — промолвил Магнус, — мы с Корделией всегда мерились силой по вопросу, кто обладает большим авторитетом — конечно, если кто–то не нападал на нас. И все же, она, кажется, негодует, что я вернулся. — Он остановился, нахмурясь, глядя в темноту. — Наверное в этом–то все и дело. Наверное мне были б рады как гостю, будь у них уверенность, что я уеду. — Лицо его потемнело. — И возможно, мне следует уехать. — Он снова зашагал к их покоям.
— А возможно и нет! — Алеа поспешила догнать его. — Возможно тебе следует остаться и подождать до тех пор, пока они постепенно, дюйм за дюймом, не потеснятся и не дадут тебе место вновь!
— Возможно, — признал Магнус, но таким тоном, словно не верил в это.
* * *
Алтея сдвинула набок крестьянский чепец и спросила у Вороны:
— Ты действительно доверяешь кому–нибудь из них?
Ворона бросила быстрый взгляд на заносящих на кухню замка Гэллоуглас мешки с провизией агентов ВЕТО и ответила:
— Ни на секунду. Они бросятся на нас в тот же миг, как мы закончим ликвидацию Гэллоугласов.
— Тогда зачем же Дюрер позвал на помощь Пересмешника?
— Общие враги, — пожала плечами Ворона. — И нам и им, если мы хоть сколь–нибудь надеемся захватить власть, нужно ликвидировать Гэллоугласов — но как только эти отродья умрут, тут же начинай стрелять в агентов ВЕТО.
Алтея начала было говорить, что тоталитаристы должно быть уготовили им ту же судьбу, но слишком сильно задрожала при мысли об этом.
Переодетые крестьянами, неся мешки с провизией, агенты БИТА потянулись гуськом в замок параллельно цепочке агентов ВЕТО.
* * *
Развлечения за ужином подавались в приглушённом виде, но Гэллоугласы и их супруги сумели улыбнуться и порадоваться успокаивающему воздействию общества друг друга.
— По крайней мере королевство по–прежнему стоит прочно, — заметил Грегори.
— Да, благодаря вашим доблестным усилиям по отражению нашествия чудовищ. — Ален поднял бокал. — За моих друзей и хранителей!
— За принца, у которого хватило здравого смысла поговорить, прежде чем бросаться в бой, — поднял в ответ свой бокал Джефри.
— Да, и за храброго рыцаря, заступившегося за своих крестьян, — подняла свою чашу и Корделия. — За твоего кузена Джорди!
— Да, мы наконец–то встретились! — с облегчением сказал Ален. — Теперь семья сможет исцелиться — надеюсь.
Магнус наблюдал за выступающими с тостами с полуулыбкой, но Алеа рядом с ним так и кипела. Неужели никто из них не понимал, сколько сделал Магнус для отражения всех их врагов? Она не спеша подняла собственную чашу и громко провозгласила свой тост:
— За родство и дружбу!
— За дружбу! — хором поддержали все остальные. Все подняли чаши, а затем дружно выпили.
Читать дальше