Дмитрий Емец - Таня Гроттер и молот Перуна

– Да, говорю тебе, что ничего!.. Просто однажды твои морские свинки превратятся в океанских свиней, и тогда мне просто не останется места! И вообще я не хочу, чтобы аспиды заползали в детские кроватки! – выпалила Таня и поспешно ушла, пробурчав, что опаздывает на тренировку.

Она поняла, что, если прямо сейчас не уйдет, обязательно рассорится с Ванькой.

«И угораздило меня иметь такой характер! Хочу одного, а получается совсем другое!.. Но кто, Чумиха его побери, просит Ваньку приставать с вопросами! Желаешь в чем-нибудь поковыряться, купи себе поломанный пылесос, а в душу не лезь!» – размышляла она по дороге.

Когда Таня, клонясь под тяжестью контрабаса, появилась на драконбольном поле, там уже собралась вся команда. Игроки сборной стояли полукругом, в центре же находилась маленькая смущенная девочка с белой косичкой.

Соловей О. Разбойник ободряюще положил ей на плечо руку.

– Знакомьтесь, это Маша Феклищева, кто не знает, наш новый седьмой номер. Ей одиннадцать с половиной лет. Открытие моего друга Дедала. Он считает, что Маша сможет выступать вместо Гробыни. У нее врожденное чувство дистанции, к тому же она не боится драконов… Впрочем, это пока лишь частное мнение Дедала. Лично я не спешу пока с выводами.

Маша Феклищева быстро вскинула на Соловья свои огромные глаза и сразу же их опустила. Заметно было, что, в принципе, она девчонка бойкая, хотя сейчас и ощущает себя немного не в своей тарелке.

– К сожалению, подходящий пылесос для Маши нам обнаружить не удалось, однако мы с Сарданапалом подыскали для нее чучело крокодила и определенным образом магически его подготовили… Мы считаем, это вполне равноценная замена. Как вы знаете, для каждого мага существует один действительно подходящий для полета инструмент, как существует единственное действительно подходящее кольцо. Главное, вовремя и правильно подобрать их, – продолжал Соловей О. Разбойник.

Семь-Пень-Дыр расхохотался.

– Ишь ты! Наберут в команду малолеток, посадят Древнир знает на что, а потом удивляются, что музы начистили нам рыло. На этом крокодиле только за мухоморами в лес летать! – сказал он громко.

Соловей неторопливо повернулся к нему.

– Я очень ценю твое мнение, Пень! Вне всякого сомнения, оно опирается на значительный опыт. Возможно, ты не откажешься пролететь на чучеле один круг? Уверен, с твоими навыками это не составит труда, – спокойно предложил он.

– Раз плюнуть! Надеюсь только, что от этого чучела не пахнет формалином. Ненавижу тухлятину, – хмыкнул Семь-Пень-Дыр, однако Таня заметила, что его голос звучит уже не так бодро.

Когда же Пень подошел к чучелу и увидел его размеры, а было в нем метра четыре, от его уверенности не осталось и следа. Тем не менее, не желая ударить в грязь лицом, нападающий Тибидохса взгромоздился на чучело.

– Торопыгус угорелус! – крикнул он, небрежно выпуская красную искру.

В следующий миг чучело щелкнуло зубами. В его стеклянных глазах вспыхнул желтый потусторонний огонь, и крокодил сорвался с места, унося на себе визжащего Семь-Пень-Дыра, не придумавшего ничего лучше, как обхватить руками его шею. В одно мгновение Пень оказался у купола и, боясь врезаться, всей тяжестью завалился на правую сторону, одновременно дернув крокодилью голову. Вольно или невольно, он применил ту же технику, что и у пылесоса, когда для поворота приходилось поворачивать трубу. Правда, в данном случае это оказалось не лучшей идеей.

Чучело изогнулось, как живое, ударило хвостом, и Семь-Пень-Дыр, которым точно выстрелили из катапульты, умчался по дуге в пасмурное небо Буяна. Едва успев пробормотать подстраховочное заклинание, он с головой исчез в сугробе.

Шустрые джинны устремились к нападающему и, опустившись на четвереньки, быстро вырыли его из сугроба. Пень обошелся без переломов, хотя нос его распух и цветом напоминал вареную свеклу.

– Вероятно, мне следовало предупредить, что чучела такого размера лучше летают на «Тикалус плетутс». Кроме того, при повороте чучело ведет себя как живой крокодил, и неразумно дергать его за голову, точно дохлого осла. Однако я предпочитаю не оскорблять настоящего мастера недоверием к его мастерству, – холодно обратился к нему Соловей.

«Настоящий мастер» сидел на снегу и косил глазами в разные стороны, то ли пытаясь объять необъятное и разом увидеть все поле, то ли находясь в шоке. Потом встал и, ни на кого не глядя, поплелся к своему пылесосу.