Ант Скаландис: Валторна

Выдавить из нее удалось нечто вроде «Мурки» – нот семь или восемь всего… Потом раздался пронзительный звук, похожий на женский визг, и валторна замолкла навсегда. Напрасно он потом еще два часа поглаживал ее, и нежно дул, и шептал в мундштук и в раструб ласковые слова. Прекрасный золотистый металл сделался безнадежно холодным.

Всем коллегам Симфонякин поведал, что потерял валторну по пьяни. Поверили легко, обещали раздобыть виртуозу новый инструмент, но конечно, ничего не нашли. От гастролей он отказался представив спонсорам справку (знакомый врач Арсений Куролапов сварганил) о внезапном ухудшении состояния здоровья, а именно о коварно развившейся астме – какие уж тут духовые инструменты!

Но прежде чем справку доставать, доехал до той самой остановки за городом и с замиранием сердца зашел в кусты. Что если этих валторн несколько на землю прилетело, а он тогда не заметил… Как же! Симфонякин поначалу стал снег разгребать ногами, да очень быстро до палой листвы докопался – зима-то совсем бесснежная стояла – и понял, что ерундой занимается. Кофра того и след простыл. Давно уже кто-нибудь из местных ноги ему приделал. Или…

Не додумал Кирилл этой грустной мысли, сраженный внезапным приступом жестокого кашля. Видать, оделся легко. Домой вернулся – температура сорок. Участкового врача вызвать пришлось. И между прочим, неделю провалялся. Так что не совсем симулянт.

Астма не астма, а на нервной почве Кирилл Мефодиевич еще целый месяц одышкой страдал. В общем, в Гамбург вместо него послали кого-то другого – из Петербурга, кажется. А он свою кружку памятную на Мышуйском вернисаже купил – там чего только не разыщешь, хоть авторскую копию «Моны Лизы», хоть медный стержень от уэллсовской машины времени.

И зачем ему понадобилась эта кружка? Кого обманывать собирался? Ведь работать остался в филармонии, где все и всё про него знали. Гардеробщиком, так гардеробщиком. Потом еще на полставки убираться начал. Увольняться не хотелось – прикипел душой к коллективу.

– С тех пор, брат, изрядно времени прошло, – вот такой пустоватой фразой подытожил Симфонякин свою исповедь и замолк.

Но у Шарыгина остались вопросы.

– Неужели до меня никому об инопланетянке не рассказывал?

– Не-а, – кивнул Симфонякин. – Потому что, все равно не поверят. А в милицию пойдешь или в этот, научный институт при спецчасти генерала Водоплюева – так известно чем дело кончится. У Вольфика, то бишь в психушке нашей имени Вольфа Мессинга таких контактеров, как я – полных два этажа – лечить не успевают.

Шарыгин ничего не сказал, но Симфонякин вдруг переспросил агрессивно:

– Что, говоришь? Куда саму валторну девал? Да все туда же – сдал ее на лом. Приятелю Прошке Бертолаеву за бутылку, он же в пробочно-крышечном цеху работает, у них там цветной металл в цене…

– А вдруг она еще живая была? – глупо спросил Шарыгин.

– Шалишь, парниша! Ведь это совсем недавно случилось, когда я решил расстаться с ней. Потому и решил, что окончательно понял: душа ее отлетела туда, на далекую музыкальную планету. А здесь один холодный металл остался. Пустая золотистая трубка. Вот я с тех пор и пью. Давай еще по одной.

Шарыгин согласился, хотя и видел, что Кирилл своим «Изумрудом» уже крепко надулся. Начал даже голову на руки ронять. И вот полез за очередной воблой, футляр раскрыл, а там уж пусто оказалось. Но Кирилл этого не заметил, рука его пролетела мимо, футляр распахнулся полностью, и Шарыгин отчетливо увидел, как вдруг зашевелился этот странный розовато-красный материал, напоминавший… – Господи, как же он сразу не понял?! – напоминавший простые человеческие губы в хитрой усмешке. А теперь этот милый ротик сложился бантиком, как для поцелуя, и громко чмокнул в сторону Кирилла Мефодиевича.

– Простила, стало быть, – выдохнул Симфонякин ошалело и снова уронил голову на сцепленные пальцы, блестящие и мокрые. То ли от слез, то ли от пролитого пива.