Олег Шелонин: Спецагент инквизиции

– Да-а-а… влипли. Он же больной на всю голову.

– А как эта болезнь называется? – поинтересовался волк.

– Умукус дебилус лигофренус.

– Что, совсем неизлечимо?

– Вообще-то интересный навучный экскримент получится, – похоже, старушку посетила какая-то идея. Она азартно потерла руки, еще раз постучала по голове Ванюши, прислушалась к ответному гулу. – Полезай в мои хоромы болезный, – приказала она Ивану, – а ты сиди здесь и внутрь не суйся, – повернулась к волку Яга.

– Это еще почему? – обиделся волк.

– Лечение сурьезное предстоит. Вряд ли ты внучок енто зрелище выдержишь.

Ваня послушно полез в просевшую от его тяжести избушку. Ягуся покачала головой, кряхтя, забралась на крыльцо, проковыляла в горницу, и аккуратно прикрыла за собой дверь. Изнутри загрохотал засов.

– Ну, родимый, садись вот на ентот стульчик, – донесся до Черногора старческий голосок Яги. Волк сел на хвост, и весь обратился в слух. – Ножки вот в енти зажимы, ручки в енти, а на головушку шапочку медную наденем. Ай, красавец! А теперь дыши часто-часто.

– Зачем бабуль? – Иванушка был очень любопытный.

– Чтоб надышаться напоследок. Когда еще доведется? А так, головушка кислородом насытится, глядишь, и выживешь. – Из избушки послышались характерные звуки: словно кузнечные мехи заработали в мастерской Вакулы.

– Эй, бабуля, – заволновался волк, вскакивая на все четыре лапы, – ты это кончай, я слово дал.

– Так это ж ты дал, а не я, – успокоила волка из горницы старушка. – Ты дыши, сынок, дыши, а я пока ингредиенты для лечения особые достану. Вот они, в сосуде особом. Шаровые молнии называются. Вот енти проводки присоединяем… – в глубине избушки что-то затрещало, – ух ты, задергался-то как! Засветился! Аж внутрях все видать стало. Только вот мозга почему-то не наблюдается. Странно… ты, сынок, кончай на бабушку зубами-то щелкать. Не пугай старую, я ить заикой через тебя стану. Нет, ну надо же до чего любопытный экземплярус ты мне внучок привел. Весь запас молний на него извела, а ему хоть бы хны. Только волосы дыбом встали. К чему бы это? Может ум из него попер? А молнии-то из глазок как бьють! Горыныч обзавидуется. У него с трех голов так не получается. Ну-с, проверим, помогли навучные методы, аль нет. Ванечка, скажи что-нибудь умное.

– Ы-ы-ы… – прохрипел Ванюша.

– Не помогло. Жаль. Ну, ладноть, попробуем магический метод. Ентот метод в Европе практикуется при помощи палочек волшебных. Чаво только люди не придумають, лишь бы руками не работать. Так, где моя книжица из Берлинуса выписанная? Ага, вот она. «Никрономикусь». Видать, поначалу как поварешкину книгу писали. Ни-кро-но-ми-кусь. От слова кусать, значится. Многие, видать от ентой магии потравились! Ну-с, попробуем. Значится так: прочесть заклинание, проведя палочкой над головой жерт… э-э-э… пациента. Ишь, слова-то какие мудреные. От написали! Ни хрена в ентих иноземных словах не понимаю, но подействовать должны. Мужланус дебилентус офигентус озверентус киллерентус маньячентус…

Раздался дикий вопль, грохот, и с другой стороны избушки что-то с треском ушло в лес. Загрохотал засов. На пороге появилась Ягуся, ошеломленно тряся головой.

– Что случилось, бабушка? – прыгнул к ней волк.

– Ой, внучок, не поверишь. Произнесла заклинание, а Ванюша как вскочит, как схватит топор да как заорет!

– Что заорет?

– Что-то типа «Асталависта, бэби!», и вышел через заднее окно.

– Да у тебя сзади окна нету.

– Теперь есть милок, во всю заднюю стенку.

Волк запрыгнул на крыльцо, протиснулся мимо ведьмы в горницу. Задней стены, действительно не было.

– Ну, у тебя и методы, бабуль! – сердито провыл волк, – уж лучше б сразу примерила на него деревянный макинтош, чтоб не мучался.

– Да ты что, внучок, где я тебе в лесу хорошего портного найду на такую мудреную одежу? Да еще и из дерева? Енто к евреям идти надоть. А я их не люблю. Обязательно объегорят бабушку. Сказал бы сразу чего надобно, я б его по старинке: топориком по голове и в колодец.

– Да я ж не это имел в виду!!! – в отчаянии взвыл волк, – я слово дал! Ну, и где его теперь искать?

Тут в «окошке» во всю заднюю стенку нарисовался Ванюша с букетом ромашек в одной руке и с топором в другой.

– Майн либен мутер, а не прогуляться ли нам в лесок? А то замучил меня вопрос: тварь я дрожащая аль право имею?

И тут Иван Дурак такие глазки старушке начал делать, что волк уши и хвост поджал, и, поскуливая, стал к двери отползать.

– Ишь, охальник, – обрадовалась старушка, – с какими предложениями к бабке лезет. Ладно. Вечером на сеновале, а сейчас отстань, работы много. А ить какой языкастый-то стал? Аки соловей поет. Аж меня старую проняло. Неужто, и впрямь поумнел?