Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк

Кляев был неравнодушен к Люське, это Царевич знал. Новостью было только то, что Васька осмелился заговорить о своих чувствах вслух, и, судя по всему, был отвергнут с треском. Банальная, в общем, история, но многое объясняющая и в прорезавшемся Кляевском национализме, и в его классовой ненависти к малому бизнесу. – Кузин видел у Вепрева пачку зелёных. Можешь себе представить, целая пачка стодолларовых купюр.

– Кузин тебе порасскажет, – засмеялся Царевич.

Кляев в ответ на его смех сердито сверкнул из полутьмы глазами: – Шишов тоже видел у Михеева доллары. Буквально за двадцать минут до смерти они на моих глазах перепирались. Михеев-то всё пересмеивался да отнекивался, но на десять банок пива Сеня его раскрутил. Ты ведь Михеева знаешь, за целковый удавится, жмот. А тут десять банок пива выставил и глазом не моргнул. – Ну, перепало где-нибудь, – пожал плечами Иван. – Может, он нашёл бумажник с долларами.

– Может, и нашёл, – согласился Кляев. – Только за что тогда убили Сеню Шишова?

Вопрос был задан в лоб, но Царевич не стал спешить с ответом. Хотя мог бы, конечно, на Кляевские рассуждения бросить с покровительственной усмешкой что-нибудь вроде «в огороде бузина, а в Киеве дядька». А не спешил он по той простой причине, что Васькин рассказ вполне согласовывался с полученными от фсбшника сведениями. Хотя вроде бы ничего криминального и порочащего честь своей бывшей супруги ни от Кляева, ни от Матёрого Иван не услышал, но почему-то обеспокоился. В Верке, что там ни говори, всегда присутствовал дух авантюризма, который Царевич терпеть не мог и пытался вытравить за годы совместной жизни, но безуспешно. Бывшая жена вполне могла вляпаться в тёмную историю по легкомыслию и из любви к шальным деньгам. Матёрый вскольз упоминал о двух трупах, правда, в связи с ведьмой Вероникой, а не в связи с Верой Михайловной Царевич. – Михеев сказал в ответ на подначки Шишова – вот доберёмся до молодильных яблок, тогда и гульнём с коньячком и икоркой.

– Что? – Царевич аж подпрыгнул на жёсткой табуретке. – Какие молодильные яблоки? Ты в своем уме?

– Я-то в своём, – обиделся Кляев. – А вот ты дёргаешься, словно тебя шилом в зад колют. Где у тебя тряпка?

– В ванной, – машинально отозвался расстроенный Иван.

Кляев включил свет, недовольно покосился на следы своих ступней на линолеуме и отправился за тряпкой. Вернулся он неожиданно быстро и почему-то красный, как вареный рак, с прищуренными от смущения глазами.

– Там это… – сказал он, расстроенно потирая щёку. – Предупреждать же надо. – О чём предупреждать?

– Ни о чём, а о ком, – поправил хозяина гость. – Баба голая у тебя в ванной.

Царевич, разумеется, не поверил. То ли Васька шутит неудачно, то ли у него глюки начались от переживаний и потрясение сегодняшнего дня. Иван и сам был, можно сказать, на грани нервного срыва. И кабы не водка, то наверняка тоже увидел бы небо в алмазах.

– Показывай свою русалку, – не стал он спорить с Васькой.

Кляев в ванную, однако, не торопился, но дорогу хозяину дал. Царевич рванул дверь и застыл на пороге с открытым ртом. – Это ничего, что я так по-свойски, – распахнула гостья навстречу Царевичу глубокие как омуты зелёные глаза.

– Да нет, ничего, пожалуйста, – залепетал Царевич. – Я в том смысле… Спасибо, что зашли, Лариса Сергеевна.

Иван растерянно закрыл дверь и оторопело уставился на скромно поступившегося Кляева. – Дело житейское, – прокашлялся Васька и стал обувать свои разбитые вдрызг ботинки. – Темнила ты, Царевич, – сказал он уже в дверях. – А бабы все стервы.

Дверь за Кляевым закрылась, и стоявший столбом Царевич вздрогнул от звука щелкнувшего автоматически английского замка. Точно так же он щёлкнул за вошедшими в квартиру Царевичем и Кляевым, это Иван помнил совершенно точно. А у Ларисы Сергеевны нет и не могло быть ключей от Ивановой квартиры. Допустим даже, что дверь была открыта, допустим, что Царевич зачем-то понадобился Ларисе Сергеевне, но при чём здесь ванна? Пришла, разделась и сразу туда, так что ли?

Царевич и сам не заметил, как оказался в комнате, все его мысли были сосредоточены именно на ванной, где плескалась интеллигентная женщина, с явно неадекватным поведением. Собственно, Царевич знал Ларису Сергеевну постольку, поскольку она учила его оболтуса, но оболтус сейчас посещает совсем другую школу и по случаю развода родителей живёт у бабушки с дедушкой.

Не то чтобы Царевич боялся женщин вообще, а обнажённых в частности, но, согласитесь, свобода нравов свободой нравов, а вот так вваливаться в квартиру полузнакомого мужчины… Добро бы Царевич делал в её сторону какие-нибудь поползновения, но ничего подобного он и в мыслях не держал.