Лев Жаков - Другое притяжение

Болела голова. Во рту пересохло. Давно и безнадёжно хотелось пить, но Санёк боялся встать: тоска притаилась, поджидая, готовясь вонзить острые зубы в его ноги. Поэтому он продолжал смотреть в экран, где кривлялась певица, открывая и закрывая маленький ярко накрашенный рот.

Однако в какой-то момент жажда и нужда пересилили страх. Санёк нащупал провод от торшера, нажал выключатель. Тусклый жёлтый свет разлился над полом, вырвав у темноты круг паркета, тапочки и батарею пустых бутылок вдоль стены.

На кухне от забытой на полу горбушки во все стороны порскнули тараканы. Они торопливо бежали к плинтусу, заползали под шкаф и мойку. В пятнах жира и кетчупа на не убранных после ужина тарелках застряла муха.

Санёк хлебнул воды из фарфорового кувшина, постоял, держась за шкаф. Его качало: вчера они немного посидели, Санёк потом дрых до вечера, но всё равно ощущал слабость в членах и лёгкое головокружение.

Он открыл холодильник – новый, большой, неуместный посреди старой коммунальной кухни.

Холодильник был не его, но Санёк об этом даже не помнил. Он выгреб из пластикового контейнера горсть квашеной капусты, отправил в рот, пожевал вяло. Пряди соленья полетели на пол. Под холодильником шевелились усы.

Кто-то прошмыгнул на кухню. Санёк краем глаза уловил движение.

– Пошли вон! – взревел он, падая на стул возле телефона. Ему было плохо.

Жена брата сунулась в холодильник, что-то взяла там и поспешно вышла. Санёк мучился похмельем. Он со второго раза взял трубку, подпёр голову кулаком и задумался, тыча пальцем в диск. Затем решился.

– Алло, Настя? Привет. Как ты, нормально? И я тоже нормально. Настя, давай встретимся сегодня. Что значит «не могу»? Идёте с мужем в кино? А я? Настя, ты же знаешь… Не понял… Ах так, да? Ну ладно. Ладно. Нет, не поговорим потом, не надо, я всё понял. Нет-нет, не надо. Всё, ладно. Пока, я сказал!

Бросил трубку – аппарат звякнул. Потом снова поднял, набрал другой номер.

– Виталий Иванович? Привет, дорогой, это Санёк. Да, сегодня свободен. Нет, завтра на работу не надо. Приходи, да. Не понял… Что значит «не можешь»? Виталий Иванович! Ну что же ты… а ещё друг называется… Ну ладно. Ладно. Я всё понял. Всё, считай, больше не друзья. Нет, не надо потом говорить, я всё понял. Всё, прощай, бывший друг!

С размаху опустил трубку на рычаг, встал, опираясь на тумбочку, шатаясь, добрался до сортира, потом, забыв выключить свет, ввалился в комнату и тяжело упал на диван. Его все предали, друзья бросили, он остался один, совсем один…

Телевизор мерцал, «Мираж» плакал и рыдал, заглушая тоску. Приподняв руку с пультом, Санёк прибавил громкости – так, чтобы в ушах не звенело, не нудело одиночество. Звуковые волны омыли тело, голова поплыла, Санёк расслабился, прикрыл глаза…

– Саша, сделай потише! – постучал в дверь брат.

– Да пошёл ты! – вякнул Санёк, но вяло, так, что его не услышали. Поворочался с боку на бок. Никто его не любит…

Тоска смотрела из темноты голодными глазами. И Санёк не выдержал. Поднялся, натянул носки, вделся в кроссовки, схватил куртку – и выбрался из дома, оставив дверь комнаты открытой.

Внутрь тихо просочилась мать, выключила телевизор. Злое чувство улеглось возле дивана, поджидая.

Упали мы где-то за мусорными бачками в глухом дворе на окраине. За помойкой тянулся заброшенный стадион, полуразрушенный дом справа был огорожен забором, барак слева пялился заколоченными окнами.

– Ну шо, лунный, свалился посередь центра? – Бомж выпустил мой воротник, приземляясь.

Я, не удержавшись на ослабелых ногах, шмякнулся на какую-то рвань. А он уже деловито копался в мусорном бачке, выкидывая оттуда пакеты, коробки, тряпки…

– Шо замер? Помогай бутылки собирать. – Он заперхал, схватившись за коричневый свитер на груди. – Шо? Я тебя спас, вот и ты помоги. Промеж свободных людей должна быть допомога.

– Чё?

– Менты щас возвертаются, – просипел он, выуживая из мусора зелёную бутылку и придирчиво разглядывая её, – так шо давай.

Я поднялся, попав ладонью в какую-то дрянь. Вытер пальцы о траву, подошёл к бачку.

– Чё я, больной – с Луны падать?

Он даже не оглянулся.

– Ты шо? – просипел он. – Я рази своих от лунных не отличу? Я ж так, шутейно. Вижу, шо ты настоящий свободный человек, вон как стоишь – только силком от земли и оторвёшь.

Я украдкой посмотрел на свои ноги. Обычно стою, как всегда.

– Давай ищи. – Пошарив под свитером, он вытащил мятый пакет, сунул бутылку туда.

Дедок быстро перелопатил мусор, обнаружив пять посудин. Одну из тарелок, радостно заперхав, он опустил в широкий карман пальто.