Сватоплук Чех: Путешествия пана Броучека

Однако весь этот утонченно-изысканный мир профессиональных романтиков постепенно раскрывается как хорошо замаскированный мир мещан с его расчетливостью, продажностью, эгоизмом.

Люди умные и талантливые станут процветать, а глупцы — бедствовать. У Чеха же все насмешка, издевка: и букеты вместо супа, и стихи на закуску, которыми потчуют Броучека луняне, вызывая у него и без того стойкое отвращение ко всяким видам духовной пищи. Как оказалось, эти возвышенные существа совсем не чужды низменных забот о собственном благе. Их самозабвенное служение «чистой красоте», о которой они твердят земному пришельцу, не так уж и самозабвенно. Все они мечтают о. почестях, и рангах, завидуют чужому успеху. Рекламируют свою духовную свободу, а на самом деле зависят от щедрот мецената.

Первая повесть, таким образом, в известной мере — и косвенное изложение эстетического кредо автора. Высмеивая оторванность от жизни, автор высказывался тем самым за искусство, тесно связанное с действительностью. Издеваясь над романтической выспренностью, убеждал в преимуществах реалистического отображения — жизни, поддерживая — нерудовскую линию в литературе, ту, к которой тяготела и его собственная проза.

В повести есть еще один активный герой — сам автор. По праву рассказчика он комментирует похождения Броучека, сопереживает ему, вступает в переговоры с читателем, плавно и естественно меняет объекты своих насмешек. Это вносит в произведение публицистическое начало, придает ему черты памфлета. Строя, к примеру, вместе с паном Броучеком планы освоения лунной территории, он иронизирует и над шовинистическими настроениями чешской буржуазии («Мы сразу же станем величайшей нацией Европы и будем свысока смотреть на немцев, французов, русских — кто из них еще сможет похвастаться тем, что имеет на Луне своих собратьев…»), и над ее бесплодными культурно-политическими акциями, создающими видимость действия («Мы наладили бы массовые посещения Луны, где могли бы устраивать манифестации и митинги, пировать и ораторствовать на банкетах, сколько душе угодно…»), я над венским правительством, которое радо бы вытеснить чешский народ куда-нибудь подальше, хотя бы на Луну («думаю, что наши вожди в правительстве пошли бы нам навстречу, разрешив на Луне даже пользоваться кое-какими правами, хоть и записанными в конституции, но абсолютно неуместными на Земле…»).

«Истинное путешествие на Луну» — это веселая и едкая смесь гротескного изображения явных пороков «мира подлунного» и просто забавных моментов, которых тоже немало на Земле. Фантазия писателя опирается на конкретные наблюдения, имеет свои реальные земные истоки.

В этой повести господствует стихия веселого смеха.

В «Новом путешествии» смех приобретает горький оттенок. Портрет мещанина, ранее лишь намеченный, здесь достигает своей завершенности и остроты. Если сначала писатель просто додсмеивался над своим героем, то теперь обнажает всю вредоносность подобных «жучков» с круглым брюшком и недоразвитыми крыльями, с преобладающим надо всем инстинктом самосохранения и полной атрофией гражданских чувств.

Как будто сознавая, что реакционная суть мещанства особенно явно проявляет себя в периоды исторических потрясений, Чех отправляет своего героя не просто в пятнадцатое столетие. Броучек попадает туда в июльские дни 1420 года, в дни сражения гуситов с крестоносцами, осадившими Прагу.

Добропорядочный буржуа, безусловно считавший себя патриотом, очутившись в ситуации, когда решается судьба его соотечественников, больше всего хочет остаться в стороне от событий. Благоразумие эгоиста никогда не заставит его оказать сопротивление силе. Его страх и смятение достигают предела, когда он слышит, что на защиту Праги поднялись жители разных городов и деревень, от мала до велика. «Хуже ничего нельзя придумать. Я-то считал, что идет нормальная война, а вместо этого — революция!» Броучек елабо разбирается в собьгщях чешской истории.

Представления о движении гуситов у него самые смутные.

В общем-то верно почувствовав в нем «революцию», ни хода, ни целей ее он не представляет. О Гусе он еще что-то слышал, потому что его любимое местечко в трактире «У петуха» прямо под портретом прославленного магистра, но за что святая церковь послала Гуса на костер — ему неведомо. Обиднее всего, что пан Броучек не помнит, чьей победой закончилась осада Праги в 1420 году, поэтому никак не может решить, на чью те сторону ему переметнуться. И в зависимости от обстоятельств, от хода разыгравшейся битвы, он выдает себя то за умеренного гусита-пражанина, то за радикального таборита, то за крестоносца. Его единственное желание — уцелеть в этой переделке.