Сватоплук Чех - Путешествия пана Броучека

В русле этой «поденной» журнальной прозы, которая обеспечивала постоянные и живые контакту писателя с действительностью, оттачивала его перо рассказчика, сатирика и публициста — и возникали повести о Броучеке.

В них тоже, только иначе, чем в поэзии, находя своеобразное жанрово-стилистическое соответствие, проявлялся общественный темперамент писателя, его заинтересованность в социальном прогрессе и непримиримость к силам, прогрессу препятствующим.

Пан Броучек вошел в творчество Чеха как «антигерой», как полная противоположность характерам, воспетым им в стихах и поэмах. Он стал средоточием ненавистных писателю черт — эгоизма, малодушия, беспринципности. Он стал выражением растущей антипатии художника к классу собственников, к чешской буржуазии. С той же страстью, с какой был воспет Лешетинский кузнец, восставший против угнетателей, Чех осудил пассивность чешских «броучеков», своим равнодушием потворствующих реакции. Независимо от младшего современника, великого писателя России, Чех обращался к теме «ужа и сокола», «жирных гагар и бyрeвестника», которую вскоре со всей мощью своего таланта и прозорливостью поэта революции поставит Максим Горький.

В чешской литературе XIX века уже и ранее находили осуждение эгоизм, бюргерское самодовольство, равнодушие к судьбам народа. Мещански-обывательское отношение к жизни высмеивали Ф. Л. Челаковский и И. К. Тыл, Б. Немцова и К. Я. Рубеш, А. Ирасек и Я. Неруда, прибегая к едким сатирическим краскам. Они как бы прицеливались, примеривались к новому объекту чешской сатиры, который скоро займет свое место рядом с ее классическими персонажами — спесивыми аристократами, тупыми генералами, глупыми монархами, что издавна служили предметом издевательства народных острословов, а в 40-50-х годах XIX века были безжалостно высмеяны Карелом Гавличеком Боровским. Пройдет время, и Ярослав Гашек покажет абсурдность и гнилостность всей австрийской монархии с ее нелепым и пагубным духом милитаризма.

Но уже писатели первой половины XIX века, не теряя из виду исконных недругов чешского народа — поработителей, начинают все пристальнее приглядываться к внутренней реакции, к тому скрытому злу, которое являли собой отечественные мещане, мелкие буржуа. Надевая на себя благопристойные маски демократов и патриотов, они сковывали демократическое движение, тормозили прогресс изнутри.

Из современников Чеха ярче других показал лицо мещанства Ян Неруда в «Малостранских повестях» (1878). Но малостранские обыватели рассеяны среди других персонажей, они возникают в общем потоке жизни городских кварталов, с естествеяяветыо и юмором воссозданной замечательным реалистом.

Осуждая мещанство, Неруда сочувствует трудным судьбам маленьких людей. Сатирическое начало сплетается в его повестях с началом лирическим.

Сватоплук Чех вычленяет мещан из многоликой городской толпы. Он сосредоточивается на теме, исподволь вызревавшей в литературе, вносит много нового в ее разработку.

Гораздо более четко, чем это удавалось другим, Чех показал социальные корни мещанства, определил его классовую сущность. В этом заслуга писателя и знамение эпохи. Обывательская психология, как бы не имевшая ранее «постоянной прописки», постепенно закрепляется за буржуазной средой. Основным ее носителем становится мелкий собственния.

Чешский буржуа претерпел к тому времени сложную эволюцию.

Воинственность и патриотический запал молодой национальной буржуазии, игравшей известную прогрессивную роль в период национального возрождения, в революции 1848 года, в движении 60-х годов, постепенно сходят на нет. Былая ее активность вырождается в бесплодную политическую игру буржуазных партий. С развитием капиталистических отношений, с поляризацией классовых интересов она изменяет демократическим идеалам, идет на компромиссы с венским правительством, довольствуясь незначительными уступками с его стороны. В преддверии революционных бурь, в условиях зреющего народного возмущения все судорожнее цепляется за своо благополучие, страшатся перемен.