Олег Чарушников - Если так рассуждать... (сборник)

Каждый старался внести хотя бы крохотное улучшение в конструкцию и технологию изготовления троянского коня — основного изделия «Олимпа». Как только ожидаемый экономический эффект превышал пять драхм, составлялась заявка на рацпредложение. Естественно, что конструкторский отдел все время завоевывал почетные жасминовые тирсы за победу в смотрах-конкурсах на лучшую постановку рационализаторской работы. Еще естественнее, сектор НТК трудился не разгибаясь.

Своим подчиненным, молодым инженером по внесению корректировок Одиссеем, Пенелопа была довольна. Аккуратный, вежливый и эрудированный, Одиссей обладал к тому же сноровкой и находчивостью, что блестяще доказал в истории с источником ГСМ, забившим посреди завода. Все шло своим неспешным чередом, когда в один из ясных летних дней в сектор позвонил непосредственный начальник Пенелопы — главный конструктор «Олимпа» Агамемнон:

— Как там твой знаменитый Одиссей? Все такой же хитроумный?

— К Одиссею претензий нет, — твердо ответила Пенелопа. — А что, есть основания сомневаться?

— Да нет, отчего же… — сказал Агамемнон. — У тебя коллектив крепкий, всем известно.

— Ну уж, коллектив. Инженер да лаборант, который вечно болеет корью и коклюшем…

— Вот-вот, стало быть сотрудников у тебя двое…

— Мы едва справляемся, — предупредила Пенелопа, чутким женским сердцем ощутившая тревогу.

— Подумаешь, птицы какие. — Агамемнон всегда считался на заводе надменным и грубоватым человеком, попросту — тираном. — Производство без твоего Одиссея не развалится. Короче, у меня разнарядка. Поедет твой любимчик на уборку оливок.

— Одиссея на оливки! — воскликнула Пенелопа. — Пошлите лучше Телемака, ему на свежем воздухе полезнее.

— Телемак представил справку об аллергии.

— Аллергии? На что именно?

— На все, — сказал Агамемнон. — Там приложение на трех листах. На оливки тоже…

Одиссея провожали всем коллективом, нежно и трепетно, словно он отправлялся не на сельхозработы в Скачковский район, а в опасный одиночный залив к Геркулесовым столбам, туда и обратно стилем «на спине».

— Не простынь там, обязательно надевай шерстяные носки, — твердила Пенелопа, сжимая виски ледяными пальцами. — И главное, не ешь, не ешь этих оливок. В рот не бери! Они все опрысканы страшной отравой от вредителей.

— Я не вредитель, — отшучивался Одиссей, — на меня эти яды не действуют, толстею только. Не беда, попрошусь на силос, приеду весь зеленый — смеху будет!.. Ну-ну, крепитесь давайте, чего уж так-то…

— Да, — плаксиво говорила завсектором, — ты уедешь, а мы тут совсем запурхаемся. Возвращайся, Одиссей! Возвращайся…

Телемак стоял рядом и всем своим простуженным существом выражал готовность сию минуту броситься вперед. Его хронический насморк от неизбывной скорби приобрел в два раза большую интенсивность.

— Ты куда, Одиссей? — повторял он, утираясь платком, хотя прекрасно знал, куда, и, чтоб туда не ехать, еще за две недели позаботился о мощной справке. Он чихал, страдал и кашлял. Одиссей поскорее уехал, чтобы не заразиться.

Он уехал в Скачковскнй район, а Пенелопа еще долго стояла у окна. Сердце-вещун остается вещуном и у женщин-завсектором тоже. Оно предсказывало долгую разлуку и, конечно, не ошиблось…

По двору грузовой Пегас перевозил партию статуй «Афродита с веслом». На вершине горы шлакоотходов, на своем камне восседал Сизиф — обмахиваясь кепкой, закусывал булочкой и кефиром ( наступило время обеда ). У подножия горы в состоянии творческой задумчивости расхаживал директор клуба имени Апполона в повседневной трагической маске. Все было, как всегда. Не было лишь Одиссея…

Пенелопа вздохнула в последний раз, отошла от окна и принялась за составление сводной годовой ведомости. Предстояло систематизировать все поступившие за год изменения, разделить по группам, выделить наиболее существенные — словом, дать общую картину. В таблице насчитывалось девяносто шесть граф, каждую из которых, вместе с подграфами надлежало заполнить цифрами и красивыми греческими буквами.

Через месяц пришла открытка от Одиссея. «Убираем оливки. — сообщал он. — Сначала было трудно. В первый день убрал около трех килограммов, но желудок забастовал. Теперь привык, полегче, но больше полкило зараз пока не могу… Рядом ребята убирают за обе щеки, крепкий понаехал народ. Пополнел, но не слишком. О.»

Спустя два месяца пришла вторая открытка: «Оливки — гадость, я их больше в рот не возьму. Приказом переброшен в заводское подсобное хозяйство на строительство коровника. Молоко и сметана хороши, творог — послабее. Помогал налаживать сепаратор ( сливки ). Сейчас уже здоров, но желудок пошаливает по-прежнему. Ребята подобрались — богатыри, щеки — во! Приятно вместе работать. Несколько пополнел. Всем привет! О.»