Андрей Белянин - Посрамитель шайтана

Оболенский, не размыкая глаз, поднял руку и уверенно коснулся пальцем губ девушки. Джамиля всхлипнула, замолчав, и обхватила его ладонь, покрывая её поцелуями… Стук её сердца был слышен на всю пустыню.

– Я тоже скучал, девочка моя…

Будь это Дэн и Сабрина, они бы тут же занялись сексом. Алина и Алекс начали бы цапаться, а Сергей Гнедин услаждать любимую жену активно-действующими стихами… В нашем случае Лев просто обнял девушку, притянув к себе, и дал возможность нареветься. Чёрт, да и у него самого текли предательские слёзы, о которых он не говорил никому… даже мне! Но я пишу об этом уверенно потому, что знаю его… он плакал.

Успокоившийся рыжий верблюд с чисто джентльменским пофигизмом жевал чахлую колючку. Над горизонтом вздымалось пока ещё холодно-розовое солнце, меж барханами гулял сквозняк, а небо было чистым. Джамиля, переведя дух, рассказывала, как она жила в Багдаде, как к ней многие сватались, и когда имидж честной вдовы стал тяготить, она купила место в караване и направилась в далёкий Самарканд, в гости к двоюродной тётушке.

– Я думала, может быть, там, где ничто не напомнит о тебе, я смогу забыть… забыть всё. А ночью на лагерь налетел ветер, я пыталась удержать верблюда, а он побежал и… вай дод! Получается, как только мне стала грозить опасность, сразу появился ты и поймал верблюда, чтобы меня спасти! Как я не догадалась об этом раньше?!!

– Ну… что-то где-то примерно в этом ключе и было, – мудро не стал спорить Лев. – Но не совсем, я же не смог его удержать…

– Ты ещё и скромен, о мой герой!

– Да уж, скромность – моё второе имя… – Он наконец-то встал, потянулся, поморщился от боли в ноющем локте и мысленно признал, что ещё легко отделался.

Джамиля осталась сидеть на расстеленном ковре с медной пиалой, кумганчиком воды и двумя кусками рахат-лукума. Больше в хурджине ничего не было, её основной багаж так и остался в утерянном оазисе…

– А вон чего у нас там за углом чернеется, не наш бывший пионерлагерь? – сощурясь, прикинул спаситель вдов и приподнялся на цыпочки, но, не удовлетворяясь, попробовал посмотреть с верблюда. Собственно, он лишь подумал об этом, но коварная зверюга, с полунамёка поняв его намерения, явно изготовилась к прицельному плевку.

Лев отступил, всё так же мысленно обозвав верблюда «козлом горбатым!». Верблюд демонстративно приподнял переднюю ногу, невероятным образом оттопырив средний палец… Малость офигев от увиденного, наш герой предпочёл вернуться к Джамиле:

– Слушай, ты разбираешься в миражах, а?

Девушка послушно вскочила на ножки, посмотрела вдаль, прикрывшись ладошкой от солнца, и уверенно подтвердила:

– Это не мираж! Там наверняка колодец и человеческое жильё. Нужно спешить, о мой возлюбленный господин, пока пустыня холодна и жара не вошла в силу.

Жара вошла в силу быстро… Двугорбый корабль пустыни легко нёс свою хозяйку, плавно покачиваясь на ходу, а бедный Багдадский вор отчаянными прыжками нёсся впереди. Одной туфлёй, как вы помните, он пожертвовал в борьбе с шайтаном, а проклятое солнце за какой-то час превратило утреннюю прогулку по ласковому песочку в марш-бросок на раскалённой сковороде. Брать на хребет ещё одного всадника верблюд отказывался категорически, а то, что ждало их впереди, оказалось отнюдь не оазисом…

…Здесь Лев делает короткую передышку, дабы напомнить мне, борзопишущему, о том, что эту историю тоже стоило бы озаглавить отдельно. Он предпочёл бы нечто вроде: «Кошмар на улице Чинар», «Нашествие узбеков-мертвецов», ну в самом крайнем случае: «Ад каннибалов в Обители зла»! Я подумал и отказал, в этом повествовании и так хватает патетики, не фиг врать народу, когда можно честно написать: «Сказ о неодолимом Багдадском воре, луноликой вдове Джамиле, злобной ведьме Кирдык-аби и их взаимоотношениях…» Коротенько и со вкусом. Правда, Оболенский ещё настаивал на прилагательном «шизанутой» ведьме, но он тут лицо пристрастное, его можно и не слушать…

…Итак, как все уже поняли (догадались, просекли, уразумели, въехали), никакого оазиса впереди не было. Был полузасохший колодец, столетняя чинара, крепкие заросли верблюжьей колючки да высокий валун метров семи, косо возвышающийся над бедной хижиной. Из каковой навстречу нашим героям вышла древняя, едва ли не рассыпающаяся на ходу, бабка. Судя по её морщинистому, словно сухофрукт, личику, беззубому рту и шуршащей, как пергамент, коже старушка успешно пережила мамонтов, а возможно, по ранней молодости застала ещё и динозавров…