Евгения Изюмова - ТРИНАДЦАТЬ ПОДВИГОВ ЕРОФЕЯ

- А кто это - Аедон? - поинтересовался Ерофей, фамильярно хлопнув Зевса по плечу: чего стесняться - недавно пили на брудершафт.

Зевс гневно сверкнул очами, громогласно взревел:

- О, презренный смертный, как смеешь ты плеча касаться моего своими мерзкими руками?!!

«Ух, ты, - мелькнуло в голове Ерофея, - милость богова обманчива. Скажешь лишнее, так по шее надают».И он смиренно склонил голову, вдохновенно произнеся:

- Прости, о, самый грозный и великий из царей небесных. По глупости своей сказал я лишнее и дерзость совершил, - и чуть не засмеялся: «Эге! Да ведь я с перепугу сам виршами заговорил», - однако смех свой Ерофей сдержал, почтительно глядя на Зевса и ожидая, что громовержец ответит на такую цветистую речь.

- Ну ладно, - снисходительно вымолвил Зевс, - герой мой неразумный, однако и находчивый. Сей раз тебя прощаю. Но знай же впредь, что если ты ещё себе подобное позволишь, тебя стрелой я огненной тотчас же поражу! - и даже притопнул ногой, но в глазах его уже плясали весёлые огоньки. - Я расскажу тебе про Аедон - и грешной, и несчастнейшей из жён. У Аедон был муж, а у него был брат, и тот женат был на Ниобе. Но Аедон, зловредной и завистливой особе, не нравилось, что у неё - один лишь сын, а у золовки - шесть. И столько ж дочерей. Ну, как завистливой такое снесть? И дело злое Аедон решила совершить - Ниобы сына одного убить. Но обернулось зло против неё - убила по ошибке сына своего. Хотел низвергнуть я её в Тартар, но пожалел и превратил сыноубийцу в птицу, и плачет по ночам она отныне об убиенном сыне…

Хотя страх ещё не выветрился из души, любопытство заставило Ерофея задать новый вопрос:

- О, Зевс могучий, а почему ты говоришь со мной, ну… в таком ключе? А вообще-то выражаешься иначе.

Зевс улыбнулся и отечески потрепал Ерофея по щеке:

- Не открывай сей тайны никому, герой мой юный. Ведь я в душе - поэт, и мог бы одолеть Горация в прекрасном поэтическом сраженьи. Увы, я не могу себе того позволить - в страхе должен всех держать, а дар поэта душу размягчает и манит к своеволью.

- А не лучше ли, если тебя уважают и любят, чем боятся? - возразил Ерофей.

- Не лучше, нет! - Отрицательно помотал головой Зевс, и его борода распушилась на груди широким веером. - Лишь страх внушает уваженье и почтенье!

- Ну ладно, тебе видней, - пожал, соглашаясь, плечами Ерофей. - Осмелюсь спросить, зачем я тебе понадобился, могучий Зевс?

- О! Сия тайна должна остаться между нами! - воскликнул Зевс. - Мне поклянись!

Голова Ерофея, отягощенная воздействием нектара, видимо, плохо соображала, если, не ведая, о чём его попросит Зевс, он брякнул:

- Гадом буду! - И добавил услышанную от Кольки-соседа самую его страшную клятву: - Век свободы не видать! Зуб даю! - и при том щелкнул себя большим пальцем правой руки по зубу, а левой - страстно ударил себя в грудь.

Зевс одобрительно кивнул головой, вполне удовлетворенный клятвой.

- Ну вот, герой мой юный, замыслил я такое дело. Наверное, ты слышал, что вдоль Пелопонеса несётся одержимый бык, всё рушит на своём пути, сметает?

Ерофей выудил из памяти рассказ Гермеса о критском быке и кивнул.

- Быка того вот-вот убьет герой-Тесей могучий. А мне хотелось бы, чтоб бык остался жив. Но я ведь не могу истории перечить, и приказание своё я не могу сменить. Моих соображений ясен ход?

- О, да! Вполне. Ты сам повелел Тесею убить беднягу, теперь об этом жалеешь. А как выйти из такой передряги, не знаешь. Так?

Зевс величественно кивнул.

- Ну а я при чём? - спросил Ерофей. И дерзко ляпнул. - Сам облажался, сам и вытирайся.

Но Зевс или не понял его последней фразы, или гневу не было места в его планах, потому невозмутимо продолжал говорить:

- Ты, победитель Дэта-Сатаны, мне кажется, нашёл бы способ усмирить быка и мне доставить.

Ерофей удивленно уставился на властителя Олимпа. Он вовсе не чувствовал себя Гераклом. Но говорят ведь, что пьяному - море по колено, а Ерофей отнюдь не был трезвым, и потому торжественно провозгласил:

- Ну ладно! Я согласен, - и они ударили по рукам.

Зевс, плутовски усмехаясь, сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул, поразив этим Ерофея даже больше, чем склонностью к стихам или умением метать молнии.

Тут же появился ниоткуда недовольный Гермес в своей экзотической одежде - с листком вместо плавок - видимо, его оторвали от весьма важного дела. Однако Гермес отлично знал повадки своего папаши, тут же изобразил почтительную подобострастную улыбку. Ерофею даже подумалось, что бог-курьер сейчас шаркнет босой ногой по полу и спросит: «Чего изволите-с?» Но Гермес молча ждал, что скажет родитель. А тот сказал следующее, от чего усталый Ерофей заулыбался: