Рэйда Линн - Белый обелиск [СИ]

Он тихо застонал.

- Дурак. Кто же так бегает?.. - с насмешливым сочувствием спросил идущий рядом человек. И приказал - Не ной. Это простое рассечение. Придем домой - займемся твоей ссадиной, а пока будь любезен, не изображай покойника и шагай сам.

Голос невидимого собеседника звучал знакомо. Сделав над собой усилие, Альк даже смог припомнить его имя - Хенрик Ольгер.

Они повернули прямо с улицы в какой-то дом, и встретивший их в холле человек испуганно заохал, глядя на почти висевшего на ройте Алька. Свиридова между тем мутило все сильнее. В первые секунды он еще боролся с приступами тошноты, а потом махнул на все рукой. Нечто подобное уже случилось с ним однажды, когда они с Лопахиным рассчитывали напоить медичек с Женских двухгодичных курсов заботливо припасенным кахетинским, а девушки почему-то не пришли, и от досады они взяли и распили все, что у них было, на двоих, после чего им было очень скверно. Сейчас с ним происходило то же самое - с той только разницей, что в этот раз он вовсе ничего не пил. Согнувшись в три погибели, Альк еще успел отметить, что в прихожей ройта был красивый мозаичный пол.

Мужчина вовремя прихватил Свиридова за шиворот и приглушенно выругался. Слуга всплеснул руками и явно собрался закатить очередной "плач Ярославны", но ройт Ольгер отмахнулся от него, словно от надоедливо зудящей мухи. Альк едва заметил, как они пересекли просторную и светлую прихожую и оказались в зале, отдаленно напоминавшем петербургские гостиные. Там ройт насильно усадил его в жесткое кресло и отдал какое-то распоряжение застывшему в дверях слуге. Потом он развернулся с Альку и с ловкостью какого-нибудь фельдшера ощупал его раненную голову. После приступа внезапной тошноты Свиридову заметно полегчало, только во рту оставался вяжущий и горький привкус желчи - с самого утра он съел только половину комковатой и полусырой лепешки и выпил несколько кружек воды.

- В самом деле, ничего серьезного, - постановил ройт наконец, пожав плечами. Голос у него был слегка удивленным. Очевидно, Ольгер не привык, чтобы простой удар по голове вызывал у людей такую странную реакцию. - Ладно, сиди пока что, сейчас придет мой врач.

И, развернувшись, как ни в чем ни бывало вышел через скрытую тяжелой бархатной портьерой дверь.

Через другую дверь, в которую они вошли, слегка очухавшийся Альк мог видеть часть прихожей и парадный вход. Юноше пришло в голову, что можно встать и попытаться незаметно выскользнуть из дома, но голова у него по-прежнему болела и кружилась, а самое главное - ему внезапно зверски захотелось есть. Время было как раз обеденным, и у Свиридова мелькнула пакостная, исключительно подлая мысль: если уж этот ройт Ольгер дотащил его сюда и позаботился, чтобы к нему прислали лекаря, то, скорее всего, он не станет морить его голодом. Альк попытался устыдить себя, но в тот момент ему было решительно плевать, что этот местный сноб считает его своей собственностью - лишь бы он не забыл распорядиться дать ему поесть.

А план побега можно будет строить после.

Седой и сухощавый Квентин, бывший одновременно камердинером, дворецким и слугой Хенрика Ольгера, вошел в гостиную и сообщил:

- Я послал племянника убраться в холле, ройт. Обед уже накрыт на две персоны.

Ольгер озадаченно нахмурился.

- А почему на две?.. Разве я приглашал кого-то на обед?

Но Квентин был немного глуховат, поэтому как ни в чем ни бывало продолжал:

- Где прикажете разместить вашего гостя, ройт? Может быть, отпереть спальню с красным тофом?..

Хенрику стало смешно. Похоже, Квентин был так сильно поражен разыгравшейся в прихожей сценой, что с двух шагов не различил браслета на запястье парня.

- Этот молодой человек - не мой гость, Квентин. Я сегодня выкупил его в ферганской гавани. Надо будет приставить его к делу, хотя вы с Лесли и так замечательно справляетесь. А пока что неси обед.

Хенрик подумал, что в ветшающем старинном доме, где из пятнадцати комнат пользовались в лучшем случае тремя, а в остальных стояла сдвинутая к стенам мебель, покрытая белыми чехлами, было бы вполне достаточно двух слуг - старого Квентина и его слабоумного племянника.

Лет пять назад ройт Ольгер написал своему брату, прося отпустить к нему управляющего их усадьбы. Хотя Хенрик совершенно не стремился видеться ни с кем из своей прежней жизни, для немногих избранных людей он сделал исключение. В порядочности Квентина у ройта никогда не возникало никаких сомнений, и доверить ему дом было куда разумнее, чем незнакомому слуге. Найтан охотно согласился отпустить старого управляющего - как подозревал сам Ольгер, потому, что постаревший Квентин уже не годился в мажордомы столь блестящей аристократической усадьбы.