Александр Экштейн - Лунные бабочки

Наполненные оптимизмом мелодии дня добродушно перетекали в слегка печальное звучание вечера, но Катя Воскобойникова воспринимала это как разминочную гамму грядущего завтра рассвета. Любовь, самая распространенная форма идиотизма, овладела ею. Пульс любви она ощущала даже в кончиках пальцев и мочках ушей, не говоря уже о других, более приспособленных для этого частях тела. Катя всей трепетной сутью семнадцатилетней непуганости была готова к любому, даже самому беспросветному, счастью. Вокруг нее клубился май, цвели каштаны и звучала музыка, комковато выливающаяся из открытой форточки жилого пятиэтажного дома. Она стояла возле здания металлургического колледжа и возбужденно смотрела в сторону магазина «Мелодия». Катя ждала Василия Лаптева и слегка вздрагивала от захлестывающей ее нежности. Любовь семнадцатилетних, если ее отобразить в неприхотливой метафоре, это нечто среднее между необъезженной юной кобылой и окончательной уверенностью психиатра в заболевании своего пациента. Василий Лаптев был настоящим красавцем: нос, губы, ленивая походка мальчика-любимчика, дорогая одежда и томный взгляд для заманивания девочек. Типичный провинциальный плейбой. Катя так страстно и трепетно ждала его, что, конечно же, не могла заметить, как пристально с другой стороны улицы смотрел на нее мужчина в сером пиджаке и мятых брюках. У мужчины было блеклое, невыразительное лицо жителя окраин и странные, напоминающие вдохновение, аристократические руки…

— Смысловое значение жизни заключено в смерти, — произнес Анастас Ильин и, внимательно глядя в глаза Славы Савоева, уточнил: — Какого хрена вам от меня надо?

Анастас Ильин, известный по кличке Стасик, был задержан по обвинению в убийстве Анатолия Лысова, Лысого, во время драки на квартире у Валентины Карповой, более известной как Акула.

— А ты по дыне не хочешь, — возмутился Слава Савоев, — философ недоделанный? — Слава вытащил из ящика стола резиновую дубинку и, приподнявшись, огрел ею Ильина по спине, оправдывая свой поступок неоспоримой фразой: — Убивать людей нельзя категорически.

— Больно! — взвизгнул Анастас Ильин, выгибая спину. — Я же все как на духу рассказал, написал и подписал добровольно.

— Да ты что? — Сняв трубку телефона, Слава соединился с Басенком. — Степан, Ильин у тебя с чистосердечным проходит? — Выслушав Степу, он удивленно добавил: — Тогда зачем я его тут бью как собаку, все ребра и зубы повыбивал и стул о голову разбил?

— Но-но! — предостерег его на всякий случай Стасик и крикнул в сторону телефона: — Командир, возвращайся скорее!

Степа Басенок попросил Славу побеседовать минутку с этим дебилом, пока он — срочно надо встретиться с агентом — не вернется.

— Ну ладно, ладно, — добродушно успокоил Стасика Слава Савоев, пряча в стол дубинку. — Я же не знал, что ты хороший парень. — Он вытащил из ящика Степиного стола пачку сигарет «Ростов» и протянул их Стасику: — Откупные. — Затем порылся во втором ящике и достал зажигалку. — А это наградные за чистосердечное признание, которое, если честно сказать, никому и даром не надо…

Слава Савоев был прав. Стасика взяли на квартире Акулы возле трупа Анатолия Лысова. Он держался за рукоятку ножа, пятисантиметровое лезвие которого было полностью погружено в левую ягодицу визжащей от ужаса Валентины Карповой.

— Не скажите, — не согласился с ним Стасик, прикуривая сигарету. — Соблюдение формальностей — дело серьезное. Доказательная база следствия должна быть солидной. — Он с удивлением посмотрел на сигарету и торопливо затянулся ею три раза подряд во всю силу легких. — Обалденно! Ну ты даешь, начальник.

— Дай сюда, зараза оскотиневшая! — Слава быстро вскочил и стал выдирать из кармана Стасика пачку «Ростова», а тот, не обращая на это внимания, в две затяжки вобрал в себя все КПД сигареты до самого фильтра.

— Верни хотя бы зажигалку, командир. — Стасик едва двигал сухими губами. — Верни огонь моему карману…

— Не понял! — Зашедший в кабинет Степа Басенок принюхался, подошел к ящику стола и, потеснив Савоева, выдвинул его. — Теперь понял. — Он с интересом посмотрел на Стасика. — Ну и как?

— Как на ковре-самолете, — выдохнул из себя восхищение полностью одебилившийся Стасик.

Степа открыл сейф и положил туда улику, кляня себя за лень. Пачка «Ростова», сигареты которой были набиты азиатской коноплей, принадлежала уже арестованному и осужденному на пять лет наркоману-домушнику Дустику. Степа как бросил изъятую улику в ящик стола, так в течение полугода ежедневно собирался ее уничтожить.