Александр Экштейн - Лунные бабочки

— Нету. — Дождь прямо-таки «увидел», как Грюнвальд развел руками. — Ни села, ничего, кроме ковыля, нету.

— Подожди секундочку, Николай Олегович, — донесся до растерянного генерал-полковника голос Волхва, который вывел на «Миус» свою приемную и спросил у секретарши: — Анна Сергеевна, что случилось с объектом Нахапетово?

— Сейчас посмотрю, Михаил Григорьевич, — отозвалась секретарша и через секунду сообщила: — Оно куда-то исчезло.

— Радецкий, — распахнулась дверь камеры, — с вещами на выход, вас ожидает Москва.

Чтобы сообщить об этом Радецкому, явился, хотя это и не принято, лично начальник оперативной службы СИЗО майор Пшеничный.

— У нас нет такого, начальник, — крикнул освоившийся в неволе подполковник Абрамкин. — Ты, в натуре, не знаешь, кто у тебя в тюрьме сидит, а еще опер, тоже мне.

— Подследственный Абрамкин Сидор Аврамович, — вежливо отреагировал майор Пшеничный, — заткните свой хлебальник и тоже с вещами на выход, вас ожидает карцер. Виталий Халимович, — он вновь обратился к расшифрованному Радецкому, — не задерживайтесь. За вами приехали следователи из Москвы, вас будут этапировать туда на самолете. Надеюсь, у него не откажут двигатели по дороге…

Подполковник Радецкий под именем Виталик Гастролер своим поведением довел администрацию таганрогского СИЗО до нервных приступов: выбивал двери в карцере, куда его то и дело водворяли за нарушение режима содержания, дрался, и вполне успешно, с контролерами, у многих были побиты лица. Передачи ему и Абрамкину приносила Алла Юрьевна Вострецова, поэтому лишить его передач было нельзя. Алла Юрьевна имела выход на вышестоящее руководство. В общем, достал всех Гастролер.

— Никуда я не полечу. — Радецкий лежал на нижних нарах у окна, закинув руки за голову, и даже не шевельнулся при виде майора Пшеничного. — Так и скажи московским следователям, что без последственного Абрамкина в Москву не полечу.

— Ну, — зловеще пообещал майор, перед тем как захлопнуть дверь, — я так им и передам.

— Козел, — процедил сквозь зубы в сторону закрывшейся двери подполковник Абрамкин и, взяв в руки шахматную доску, предложил Радецкому: — Партийку на дорожку, кореш?

— Не хочу, — равнодушно отказался Радецкий. — Ты тоже собирайся, в Москву со мной полетишь, а там выкручивайся как знаешь, Кремль рядом будет. Эй, мамки! — крикнул Радецкий пригорюнившимся Рогонянам. — Кто-нибудь радио включите.

Роберт, вскочив, повернул колесико пластмассовой коробки, и в камере зазвучал голос ведущей «Новостей» радио «Россия»: «…полет на Юпитер. А теперь послушайте сводку погоды».

— Выключи, — махнул рукой Роберту Радецкий, с интересом глядя на вновь распахнувшуюся дверь.

— Радецкий, — на этот раз пришел старший смены контролеров, прапорщик Шевчук, — и Абрамкин, с вещами на выход, в Москву полетите в наручниках. — Он хмыкнул и, пренебрежительно глянув на грустных сутенеров, обратился к ним: — И вы хватайте свои гнидники — и на свободу, нечего воздух в тюрьме портить.

Даже шум волн, накатывающихся на берег, стал другим. Впрочем, как и сам берег, как и бескрайнее пространство степи, наполненное сочным и высоким разнотравьем…

По команде командира группы разведчики «Рыси» демаскировались и собрались на шоссейной дороге, ведущей в Нахапетово из Ростова. Самого села не было. Шоссе, будто наткнувшись на стеклянную стену, обрывалось на вершине взгорка, за которым раньше открывался вид на Нахапетово, сейчас на его месте был небольшой, в размер села, оазис невиданной для этого времени природы. Вскоре на дороге, со стороны Ростова, показался рейсовый автобус, и с той же стороны, но только над автобусом стал виден вертолет. Через две минуты он приземлился на обочине, дверца отодвинулась, и разведчики увидели начальника тренировочного лагеря, в котором базировалась группа. Он махал рукой, показывая, чтобы разведчики быстро загружались, и бойцы, пригибаясь под воздушными струями от вращающегося винта, устремились на посадку как раз в тот момент, когда автобус, въехав на вершину пологого взгорка и нервно затормозив, замер. Командир группы на ходу оглянулся, он шел позади всех, и усмехнулся, впервые в жизни увидев, что даже от автобуса может исходить недоумение. Командир задвинул за собой дверь, вертолет, вздрогнув, оторвался от земли, набрал высоту и умчался в сторону Ростова, оставив растерянный автобус и высыпавших из него пассажиров, бывших жителей бывшего Нахапетова, стоять на пригорке и смотреть, как на месте их бывшего села то и дело выскакивает волчица с детенышами и, натолкнувшись на незнакомые запахи и скудость простора, вновь скрывается в зарослях.