Александр Карнишин: Попаданцы [Сборник рассказов; СИ]

— Эй, слышь? Ну-ка, вставай, давай!

— Пьяный, что ли?

— Да не похоже, вроде… Чистый. И загар — видишь какой.

— Из Турции, наверное, приехал. Или из Египта.

— Ну, вставай, вставай уже, парень! Поезд дальше не пойдет! В ребро неприятно и твердо ткнулось что-то жесткое. Витька открыл глаза. Перед ним стояли два плотных мужика в незнакомой черной форме и в черных же матерчатых кепи, вроде тех, что в кино про фашистов. Один из них несильно, но ощутимо тыкал Витьке в бок длинной и жесткой черной палкой, резиновой по виду.

Точно, как в кино.

— Пьяный, нет?

— Я не пил, — хрипло со сна ответил Витька.

— А раз не пил, так катись, значит, вон — на волю. Поезд идет в депо. Витька вышел из вагона в знакомый зал, пошел, оглядываясь на этих, в черном и с палками. Поднялся по эскалатору, уже наверху, на выходе, додумывая медленно, что дурость ведь сделал, потому что надо было конечно ехать домой, отсыпаться, а не гулять по вечерней Москве. И пятак, получается, за так вот просто отдал орденоносному имени Ленина московскому метро. Он вышел под раскидистые липы, вдохнул глубоко… А выдохнуть как будто забыл. Бывает, когда забываешь вдохнуть.

Это если в драке пропускаешь удар под ложечку, сгибаешься, краснеешь лицом, разеваешь рот, а вдохнуть не можешь. А вот тут наоборот вдохнул всей грудью — и замер. Прямо перед ним, за знакомой площадью имени князя-анархиста, вместо широко разлегшегося парящего в наступающих вечерних сумерках подсвеченного прожекторами бассейна стоял огромный собор, сверкая золотом куполов и крестов в свете заходящего солнца. Бр-р-р… Витька помотал головой. Посмотрел направо — вон же памятник Фридриху Энгельсу на своем привычном месте стоит. Посмотрел налево — вон чугунный забор у Пушкинского и даже какая-то очередь вдоль него, хоть и закрывается уже скоро музей. Поднял с опаской голову — собор!

Как на картинке в старой книге, только весь цветной, яркий. И деревья вокруг него зеленые. И памятник еще какой-то сбоку. Откуда все это? Он крутнулся на пятках, отворачиваясь от потока машин. Арка, желтый павильон Кропоткинской, надпись про «имени В.И.Ленина», бульвар, уходящий вдаль, шахматисты на лавочках. Все так привычно и знакомо. Повернулся снова. Собор! Этот, как его… Он подумал, наморщив лоб, но так и не вспомнил название. Опять и опять крутился на месте, пытаясь как-то состыковать в голове знакомое и привычное и — собор. Глаз цеплялся за какие-то мелочи, память пыталась отвлечь и успокоить. Вроде, еще и вот это: не было раньше никаких киосков у самого входа в метро? Витька шагнул к стеклянной витрине и замер, раскрыв по-дурацки рот. Вся витрина, вся полностью, от колена Витькиного и до самого верха, на поднятую руку, была уставлена пивом в бутылках. В бутылках и — никто же не поверит — в банках! Пиво в бутылках… Пиво — в бутылках! Не разливное в знакомой точке возле рабочей столовой, куда надо с бидончиком или со своей банкой приходить. И не по блату в магазине у Верки, где две бутылочки могут оставить тебе за хорошее настроение и пару анекдотов из свежих. Но за деньги оставить, конечно, не просто так. И не в ресторане за две цены. И не «Жигулевское» с «Московским». Витька наклонился к витрине, читая надписи. Все пиво было не знакомое. Все было, похоже, импортное. И названия были написаны не по-русски. Хотя, цены были правильные. Вон в уголке притулилось знакомое «Жигулевское» — по двадцать восемь. Это правильно, нормально. А импортное — по сорок, сорок шесть и пятьдесят.

Нормально, вроде. А вот «Московского» вовсе нет. Зато какая-то «Балтика» блестела разноцветными жестяными боками. Это ж как в кино каком-то, выходит — пиво в банках! Точно — кино! — хлопнул он себя по лбу. Вот была бы хохма, если бы он сейчас полез в окошко киоска требовать пару бутылок «жигулей».

Вся киногруппа, небось, смеялась бы над ним, не переставая, до самого конца съемок. А раз кино, то понятно все и с собором — нарисованный, не иначе.

И со сплошным потоком машин — это они тут по кругу ездят, наверняка.

Для съемок можно что угодно. Вон, Бондарчук какое Бородинское сражение сделал. Смотришь — и веришь. Витька, криво усмехаясь, подошел к переходу, дисциплинированно дождался зеленого огонька и пошел к собору. Громада собора приближалась рывками, в такт шагам, нависала над Витькой, заставляя задирать голову. Вот ведь, умеют наши декорации делать. Как в «Войне и мире», точно. Оглянувшись украдкой, он шагнул на мягкий зеленый газон и с размаха стукнул кулаком по стене. Вместо гулкого удара по фанере получился слабенький шлепок по каменному монолиту и отбитая рука. Ругаясь сам на себя, он пошел вокруг, удивляясь всему окружающему. Где же его бассейн? Где раздевалки? Где будка со стеклом для зимнего времени? Где полуголые спортсмены и девушки в купальниках и резиновых шапочках? Где все это? А памятник оказался какому-то царю. Голова у Витьки кружилась от непонимания и несоответствия настоящего. Закрыв глаза, он чувствовал себя на своем рабочем месте.