Александр Карнишин - Сборник рассказов [СИ]

Ох, черт… Он вытер уголок глаза. Стареет, да. Слаб стал. «Будет ласковый дождь…»… Обязательно перед сном надо написать друзьям, чтобы не забывали зонтики.

Перед тем как лечь, он делал еще один комплекс гимнастики, качая пресс. Потом ставил будильник на семь утра. Ну, и что, что кризис, что нет работы давно. Все равно, незачем расслабляться. Да и друзья со всего мира будут рады увидеть его в эфире, поболтать, перекинуться словцом, услышать его оценку событий.

Потом он спокойно засыпал.

А пока он спал, невидимые руки меняли набор продуктов в холодильнике, наполняли чайник чистейшей много раз профильтрованной водой, протирали полы в кухне и ванной.

Все сохранившиеся в ходе возникшей на волне кризиса мировой войны компьютеры планеты берегли последнего оставшегося в живых человека. Как редчайший экспонат. Как образец довоенной жизни. Как последнюю ниточку, связывающую мир с довоенным временем.

Как объект для исследования, наконец. Редчайший объект со своеобразной реакцией на сигналы, выводимые компьютерами на экран монитора.

И зачем, спрашивается, было лезть в чужое? Хотя, это как еще сказать — чужое. Муж, говорят, да жена — два сапога. Вот, причем здесь сапоги, спрашивается? В городе они не нужны совсем. Видимо, эта поговорка из такой древности, когда большинство людей жили на фермах.

С женой у нас было как-то не так. Вернее, не как-то, а просто — не так. Поэтому в ванной комнате слева было мое зеркало и моя полка с моими принадлежностями. Справа — ее. И вот не надо только бровь кривить и ухмыляться. Чистое у меня зеркало, еще какое чистое! Я его каждое утро протираю. Как умоюсь, так и протираю. А то бриться будет неудобно.

У нее тоже зеркало чистое. У женщин вообще, говорят, все чистое. Так что у нас тут, у двух чистюль, с этим все в порядке.

Но у нас — плохо все. И давно плохо. Драться-то не деремся, конечно. Что мы — совсем больные на две головы, что ли? Но квартира позволяет жить каждому в своей комнате, пересекаясь только изредка в общем зале. Так вот и живем.

И вовсе не потому, что я мало зарабатываю или что-то еще такое. Старший майор Гельмут Шмидт, заместитель начальника отдела по борьбе с наркотой — это вам не токарь и не сварщик. И даже не начальник цеха. Родители меня назвали, говорят, в честь первого русского президента. Того самого, который объявил эту, как красиво говорят друзья, «риконстр-р-ракшен». Ну, а раз так, то и само имя потом меня по жизни вело. То есть, бороться мне было суждено за правду и за пользу. И чтобы, значит, свобода, но управляемая, а не анархия какая-то. Так вот я в полицию и попал. И теперь — заместитель начальника отдела. Один шаг еще — и генерал полиции.

То есть, не в деньгах дело. Просто как-то вот все кончилось, что ли. Или она разлюбила. Или я больше видеть ее не мог. Хотя, нет. Видеть мог — красивая, стерва. Вот слышать… «Почему мы так плохо живем, ну, почему мы так плохо живем…» Тьфу, черт! Да потому, дура курносая, что я взяток не беру и под наркодилеров не ложусь! Мне, может, за державу обидно! А она сразу — раз так, мол, тогда делим квартиру! Ну да, конечно. Я за эту квартиру горбатился с самых нижних чинов. С патрульного, с грязи каждый день.

В общем, захожу в ванную вечером после работы.

Тут у меня слева на полке гель для душа, гель для бритья, дезодорант, жидкое мыло вонючее какое-то — еще она покупала, шампунь, еще какие-то мелочи.

Справа, гляжу, пузырек на пузырьке и пузырьком, похоже, подгоняет. И еще бутылки. И флаконы красивые. И запах справа всегда такой приятный, не то, что от этого мыла. Где она его брала, такое ядовитое и зловонючее? Специально для меня, что ли?

Я обычно — в душ, и через десять минут опять готов к труду и боям.

Она, сколько помню, всегда в ванну ляжет, нальет вокруг себя разноцветного и пахучего, пустит тонкой струйкой воду. Лежит в ванной час, не меньше. А я в это время на кухне сидел, помню. Ждал и матерился — жрать-то хочется. А одному есть было нельзя. Потому что семья.

Сейчас мне глубоко фиолетово и даже наплевать, сколько она времени лежит в ванной. Есть микроволновка, есть холодильник. А в комнате у телевизора пить пиво гораздо интереснее, чем с ней на кухне, как раньше. Раньше — это когда пиво пьешь, а она губы кривит: мол, теперь от тебя пивом пахнет, и я с тобой целоваться не буду.

А раз у нас теперь все плохо, и мне все из-за этого фиолетово, то я и сам могу принять ванну. Тем более, что жены дома нет, ругаться под дверью некому. Значит, делаем все по правилам: налить горячую ванну. Попробовать рукой — чуть добавить холодной. Теперь всякие вкусности и пенности. Вот этот пузыречек — капнем хвоей. Вот отсюда — розой. А вот это…